Октябрь

Народные комиссары по военным и морским делам отправлялись инспектировать революционный фронт, где бы он ни находился. «Нельзя ли нам будет поехать вместе с ними?» — «Разумеется, нет! В автомобиле всего пять мест — для двоих комиссаров, двоих ординарцев и шофера». Тем не менее один мой русский знакомый, которого я назову Трусишкой, преспокойно уселся в автомобиль и, несмотря ни на какие просьбы, не соглашался очистить место…

У меня нет никаких оснований не верить рассказу Трусишки об этом путешествии. Уже на Суворовском проспекте кто-то из ехавших вспомнил о еде. Объезд фронта мог затянуться на три-четыре дня, а местность была не слишком богата продовольствием. Остановили машину. У кого есть деньги? Военный комиссар вывернул все свои карманы — в них не оказалось ни копейки. Комиссар по морским делам тоже оказался банкротом.

Не было денег и у шофера. Трусишка купил провизии.

Когда они заворачивали на Невский, у автомобиля лопнула шина.

«Что делать?» — спросил Антонов.

«Реквизировать другой автомобиль!» — предложил Дыбенко, размахивая револьвером.

Антонов встал среди улицы и замахал проезжающей машине, у руля которой сидел какой-то солдат.

«Мне нужна эта машина», — заявил Антонов.

«Не дам!» — ответил солдат.

«Да вы знаете, кто я такой?» — и Антонов показал бумагу, в которой значилось, что он назначен главнокомандующим всеми армиями Российской республики и что все и каждый обязаны повиноваться ему без всяких разговоров.

«Хоть бы вы были сам дьявол, мне все равно! — с жаром ответил солдат. — Эта машина принадлежит первому пулеметному полку, и мы везем в ней боеприпасы. Не видать вам этой машины…»

Затруднение было разрешено появлением старого и разбитого такси под итальянским флагом. (Во время беспорядков владельцы частных автомобилей во избежание реквизиции регистрировали их в иностранных консульствах.) Из этого такси высадили толстого гражданина в роскошной шубе, и высшее командование поехало дальше.

Павел Дыбенко

При выезде за город, к нашему несчастью, сломался автомобиль. Какая неудача. Вылезши из поломанного автомобиля, мы стояли беспомощными и соображали, как двигаться дальше. Мимо нас проследовала саперная рота под командованием товарища Бакланова. Мы пытались найти телефон, дозвониться в Смольный, вызвать другой. Наши попытки оказались тщетными.

Вдруг, неожиданно для нас, с противоположной стороны мчится чей-то автомобиль. При подходе автомобиля к месту крушения нашего — останавливаем его. В автомобиле довольно упитанный, в роскошной шубе штатский господин. Спрашиваю:

— Вы разрешите в вашем автомобиле доехать до Царского по срочным делам? Я запишу ваш адрес и по миновании надобности автомобиль возвращу. Через несколько минут будет исправлен наш автомобиль, и вы доедете в нем.

Пассажир: «Позвольте, я итальянский консул, пользуюсь правом неприкосновенности».

— Что же, дело революционное, спешное: вам все же придется выйти из автомобиля.

Несколько поморщившись, с явной злобой, господин медленно вытрясается из автомобиля. Едем дальше. По дороге в Царское тянется нескончаемая вереница туда и обратно отдельных групп вооруженных рабочих — зарождающаяся новая Красная гвардия — и отдельные группы солдат. Среди всей вереницы вооруженных не видно щеголевато одетых, выхоленных офицеров. Кто среди них командир? Вряд ли кто сумел бы сразу ответить на этот вопрос. Они руководствовались сознанием своего долга — вооружаться и вести беспощадную вооруженную борьбу со своими вековыми врагами — с контрреволюцией.

Джон Рид

Покрыв около десяти миль и добравшись до Нарвской заставы, Антонов спросил, где командующий красногвардейскими силами. Его проводили до самой окраины, где несколько сот рабочих отрыли окопы и ждали казаков.

«Как у вас дела, товарищи?» — спросил Антонов.

«Все в полном порядке, товарищ, — ответил командир. — Войска в превосходном настроении… Одно только — боеприпасов нет…»

«В Смольном лежит два миллиарда обойм, — сказал ему Антонов. — Сейчас я дам вам ордер… — Он стал рыться в карманах. — Нет ли тут у кого-нибудь клочка бумаги?»

У Дыбенко не было. У ординарцев тоже. Трусишка предложил свой блокнот.

«А черт! У меня нет карандаша! — вскрикнул Антонов. — Кто даст карандаш?..» Нечего и говорить, что единственным, у кого был карандаш, оказался Трусишка…