Октябрь<br />(История одной революции)

Стали перекликаться. Опять стали называть арестованных по фамилиям. Мы отвечали «здесь».

Толпа волновалась. Погромное настроение росло. Стража — и матросы и красногвардейцы — уговаривали и успокаивали, иногда покрикивали…

— И откуда вы их выцарапали?! Куда они там забрались?!

— Они ловки! — объяснял кто-то. — Забрались себе — не сразу сыщешь. Нас расстреливают, а они себе попивают коньячок!

— С бабами, поди!

— Будет вам, товарищи! Что зря болтать? Никакого коньяку не было!..

— Ну, что, все налицо?

— Все, кажется, все… Вот еще подошли!.. Это кто? Ливеровский? Ну теперь все. Девятнадцать!

— Это кто, кто Ливеровский?

— Министр путей сообщения.

— Который?

— А вот.

— Эх, хоть разок ударить!

Прежде чем Ливеровский успел войти в цепь, тяжелая солдатская рука опустилась ему на затылок. Он вскочил к нам, едва удержавшись на ногах, и прошел впереди меня.

— Товарищ, будет! Этого нельзя! Видите, арестованы люди! Нельзя безобразничать. Это некультурно.

Так запомнилось мне это слово. И реплика на него:

— Куль-тур-но! А они что же?! Культурно это — война до полной победы? А ты посиди в окопах. Вот тогда и говори — до полной победы!

Говоривший это солдат вплотную почти приблизил лицо к матросу, стоявшему от меня влево. От него сильно разило вином. Лицо толстое, упитанное. Непохоже было, что он в окопах его нажил. Вернее, защищал революционные завоевания в Петрограде…

— Ну, готово! Все на местах? Идем, товарищи!

— Двигайся! — крикнул кто-то.

Мы тронулись.

И вдруг в этот момент раздался треск пулемета.

— Стой, стой! Погоди! Подожди! Стой! Стреляют!

— Ишь черти, пулеметы расставили! Братцы, переколоть их, чего там! Довольно уж нашей кровушки попили!

— Товарищи, тише, успокойся. Все оружие нами захвачено и все юнкера сдались и арестованы! Никаких пулеметов у них нет!

Около меня вдруг оказался Гвоздев. На лице его так и осталось выражение недоумения и обиды.

— Кровушки попили!.. Чью мы кровь пили?!. — опять заволновался он. — Я, например, простой рабочий, от станка. Член Совета Рабочих и Солдатских Депутатов…

Толпу успокоили. Двинулись. Наконец-то!..

Сразу пошли большим шагом.

Владимир Антонов-Овсеенко

Вдруг из противоположного площади конца раздаются выстрелы. Конвой сразу расстраивается. Проходит несколько минут, пока удается восстановить порядок, но уже пяти министров недосчитываю.

— Чего смотреть? Приколоть их всех, а то все сбегут! — слышны крики со всех сторон.

Толпа напирает, но конвой держится крепко и энергично проталкивает прохожих на набережную, где народу сравнительно мало.

Павел Малянтович

Свернули налево в последний переулок по Миллионной улице, выводящий на набережную к Троицкому мосту.

У моста нас встретила новая толпа и, тоже слившись с толпой, нас сопровождавшей, двинулась с нами.

И вдруг сразу стало ясно, что настроение толпы определяется и сейчас определится окончательно и что мы держимся на волоске. И не столько потому, что призывы становились все настойчивее и все требовательнее и все дружнее подхватывались толпой, которая уже напирала на тонкую цепь стражи — уже затрудняла движение — уже протягивались к нам руки — сколько по той нерешительности, неуверенности, а моментами, и все чаще, по тому испугу, какими звучали голоса наших конвоиров.

— В воду их, в воду! Переколоть и в воду!

— Чего там в крепость! Оторвать головы и в воду!

И все в таком роде. Не разрозненными голосами, а все дружней. А в ответ звучали дрогнувшие голоса конвоя, иногда уже совсем робкие и просительные. И это еще подымало настроение: толпа чутко улавливает, когда ее начинают бояться.

Еще один момент, какое-нибудь решительное движение со стороны кого-нибудь из толпы — и стража будет отброшена.

Стража взволнована, ответы ее уже не робкие даже, а испуганные… Толпа становится смелее… Стража увеличивает шаг…

Мы идем всё быстрей и быстрей… Уже почти на середине моста… Ускоренное движение уже не помогает, уже, кажется, даже раздражает… Еще один момент — стража будет отброшена… И вдруг!..

Откуда-то начался обстрел нас из пулеметов.

Стража и вся толпа бросились на землю. Мы тоже. Начались крики:

— Товарищи! Товарищи! Перестаньте! Свои!

Началась стрельба из крепости.

— С ума сошли — из крепости стреляют! — крикнул кто-то из конвоя.

Долго кричали:

— Перестаньте, свои!..

Наконец стрельба прекратилась.

Оказалось, на мост вскочил с другой стороны броневик и почему-то открыл по нашей толпе пальбу.

Эта чудесная случайность спасла нас.

Солдаты бросились к броневику, и началась взаимная ругань… От нас внимание было отвлечено.

Владимир Антонов-Овсеенко

Быстрым шагом проходим путь до Троицкого моста, вступаем на мост. В это время видим автомобиль, несущийся прямо на нас.

— Стой, стой…

Автомобиль останавливается, и кто-то из него открывает стрельбу. Министры и стража бросаются наземь. Поднимается ответная стрельба. С противоположного конца моста также раздаются выстрелы: очевидно, рабочая гвардия тоже вступает в бой. Я бросаюсь к автомобилю, крича:

— Свои, свои…