Октябрь, который ноябрь

— Вот что ты до мелочей докапываешься?! Шашку я им показала. Или рапиру. Путаюсь я в вашей классификации. Если сильно интересуешься, могу и тебе показать.

— Не надо, — Катрин допила чай, выковыряла из стакана кружок лимона, сунула в рот. — Хорошо, надо переносить.

— Так беремся!

В коридоре выяснилось, что вождь тяжел.

— Странно, — прокряхтела оборотень. — Не такой уж он габаритный.

— Гений, они вообще на вес золота, что и сказывается, — предположила Катрин.

— Не остри! Мне и так кажется, что преступление перед историей вершим. Со мной такая мнительность, кстати, крайне редко случается. Несем в соседнюю квартиру, а то на ступеньках еще уроним. Что будет непростительно!

На тускло освещенной лестничной клетке оборотень, придерживая ноги вождя, отыскала в своих многочисленных карманах связку ключей и отперла противоположную дверь. Пахло оттуда действительно духами и пудрой.

— Прямо и направо. Там кабинет, все же поприличнее.

Ильича уложили на софу, Лоуд нашарила выключатель настольной лампы.

— Это что, нарочно? — спросила Катрин, глядя на мягкий свет под зеленым абажуром.

— Мода, и ничего более, — оборотень укрыла спящего пледом. Вождь повернулся на бок, отчетливо пробормотал «это шаг вперед, потому что революцию делают не лица, а партии»^[26] и уютно засопел.

— И во сне работает, — вздохнула Лоуд. — Вот честно, меня раздирают противоречия. С одной стороны, мы творим непростительные антиисторические глупости, с другой стороны вдруг его какой снайпер у Смольного встретит? Или мина в кабинете? От этих шмондюков всего можно ожидать. Что для истории более ценно: личное присутствие Ильича или его безопасность?

— Да чего там, пусть отдохнет. Ему еще работать и работать. Да и тебе, в смысле нам, не будет мешать историю… рихтовать.

— Что ж, верно. Когда-то нужно и на себя ответственность брать, — признала товарищ Островитянская. — Пошли.

— Слушай, а если явятся «временные» по наводке и начнут соседние квартиры обыскивать?

— Хорошо же если придут. Ты их на лестнице положишь. Бах-бах-бах, а-а! Бах-бах-бух! Ты бомбы с собой взяла?

— Нет. А с какой стати у тебя вдруг такая тяга к пиротехнике и огневым контактам?

— Шучу. Если придут в ближайшее время, то план будет несколько иной, — Лоуд глянула на часики. — Если, конечно, успеем провернуть операцию за пару часов. Я как раз хотела тебе рассказать…

Специализированный чай Катрин вылила в раковину, тщательно помыла стакан. Налила себе в другой, уже остывший. Зато пряники были хороши — напарница не поленилась, принесла свежайших глорских.

— Идут! — высунулась из коридора репетировавшая перед зеркалом Лоуд. — Не волнуйся, сестру милосердия они вряд ли тронут. Разве что лапнет кто ненароком.

— Я не волнуюсь, — Катрин со вздохом положила надкусанный пряник.

— Вот если с ними и твой знакомец приперся, тогда, конечно, волнуйся, — напомнила оборотень. — Впрочем, что я тебя учить буду. Так, я пошла на позицию…

От входной двери донесся тихий скрежет и поскрипывание — похоже, дверь пытались открыть отмычкой. Весьма неумело.

— Кто там? — выдержав паузу, окликнула Катрин. — Не смейте хулиганить! Я буду звать на помощь!

— Открывайте! — приказали из-за двери. — Или мы взломаем дверь!

— Да как вы смеете?! — ужаснулась шпионка. — Грабители, негодяи, мазурики!

— Это не грабеж, мадмуазель, — подумав, сообщил голос. — Откройте, мы все объясним. Обещаю, лично вам ничего не грозит.

— Как вам не стыдно! Я же слышу, вы приличный, воспитанный человек, и ломитесь в чужие двери, — воззвала к совести пришельцев Катрин.

— Сударыне, отпирайте без разговоров, — посоветовал другой, жесткий голос. — Будет хуже!

В дверь не на шутку бахнули ногой.

— Прекратите, здесь же больной человек! — взвизгнула шпионка. — Боже мой, какой ужас!

— Открывай, профурсетка, — зарычали за дверью и грохнули с новой силой.

— Сейчас, о, господи, сейчас, — Катрин накинула цепочку и отперла дверь.

На нее смотрели четыре револьверных ствола.

— Господа, вы звери! — с грустью сообщила Катрин.

За дверью молчали — присутствие в квартире сестры милосердия — еще достаточно молодой и весьма-весьма привлекательной — оказалось сюрпризом.

— Что вам угодно? — холодно спросила ряженая медработница.

— Мадемуазель, будьте любезны, снять цепочку и впустить нас, — сказал офицер, тактично отводя ствол своего «нагана» в сторону.

— Вы не имеете никакого права…

— Дверь открой, коза! — зарычал плечистый человек постарше.

— А вы, сударь, вообще кабан, — огрызнулась Катрин, снимая цепочку. — Что ж, вынуждена уступить грубой силе.

Да, куртуазности в падшем Петербурге осталось очень мало — мгновенно оттеснили, едва не прищемили к стене дверью.

— Где он?! Говорите! — сверкал глазами высокий поручик.

— Кто?

— Ульянов-Ленин!

— В гостиной. Но господа, он тяжело болен!

Прямо сразу засочувстовали, как же, — кинулись, размахивая оружием в освещенную комнату, забыв о напуганной даме. Даже как-то обидно.

Катрин пошла следом.