Октябрь, который ноябрь

Следователи поспешили на свежий воздух, а Катрин пошла искать, где можно помыть руки — заскорузлые частички засохшей крови стряхиваться не желали. В коридоре опять начался ад — в «неопознанной» мертвецкой кто-то нечеловечески выл — узнали таки своего, пропавшего. Мигал на потолке желтый свет ламп — опять на электростанции чудят. Навстречу Катрин из засады качнулся батюшка, забормотал:

…- Отпусти ему вся согрешения его вольная и невольная, словом и делом, ведением и неведением сотворенная… Отпеть недорого, обмыть, обрядить. Есть хорошие специалистки, опытные, знающие, монастырские.

Про монастырь это он зря упомянул, шпионка и так была на взводе. Катрин сгребла батюшку за рясу на широкой груди, с силой обтерла о ткань ладони.

— Ты что, дщерь божья?! — перепугался чуткий служитель культа.

Шпионка выдернула из-за пояса маузер, ткнула ствол в поповскую бороду:

— Еще раз здесь увижу, шлепну.

— Да за что, безумица безбожная?! Страждущим утешение надобно, иначе как…

— В церкви утешенья обрящут. А здесь мирское, здесь не душе, а телам последний долг отдают. Нашел место мошну набивать, гадина.

Поп панически фыркнул, вырвался, протопало сводчатым коридором эхо его сапог, сгинуло в полутьме. Катрин, морщась, сунула пистолет на место.

— Стало быть, мне можно не удирать? — спросили из сумрака.

— Доктор? Все опасаетесь?

— Не особенно. Привык-с. А вы всех подряд пистолетом пугаете?

— Нервничаю. Готова извиниться, — пробормотала Катрин. — Но не буду. Толку от моих извинений маловато, да и сама я проезжая, мимолетная, ненастоящая. Но если доведется говорить с людьми, облеченными властью, про здешний ужас непременно упомяну. Невыносимо стыдно для столицы. Даже для переломного исторического момента, очень стыдно. Полагаю, должны помочь людьми и деньгами.

— Практичная вы женщина, — восхитился доктор. — Слушайте, оставайтесь, а? Будете документацию вести, по вышестоящим инстанциям ездить. Сработаемся, потом я вас замуж позову.

— Предложение неожиданное, но лестное, — улыбнулась шпионка. — Увы, я уже очень семейная женщина, даже многодетная.

— Вот так всегда. Очень жаль.

Оставив веселого доктора в его аду, Катрин вышла во двор, вспомнила, что руки так и не помыла. Ладно, о батюшку вытерлись, тоже очистительная, отчасти богоугодная процедура. Следственная группа мрачно курила у автомобиля — возвращение из преисподней требовало паузы на отдых.

— Слушайте, а вы обе и по медицинской части, что ли? — поинтересовался анархист, предлагая папиросы. — Уж на диво хладнокровны.

— И по медицинской тоже, — согласилась Катрин. — Я как-то даже во вскрытии участвовала, но живо осознала, что то не мое призвание. Благодарю, я курить заканчиваю, семье обещала.

— Весьма разумно, мне вот тоже дым горчит, — штабс-капитан бросил недокуренную папиросу. — Что дальше?

— В Смольный, осматриваем оружие, потом имеется на примете еще один адрес. Вроде бы данный человек может что-то знать по интересующей нас теме. Литератор, широкий круг знакомств и общений, ну и…

В этот миг рука товарища Островитянской схватила напарницу за запястье — Катрин чуть не заорала — лапа оборотня оказалась неожиданно холодной и жесткой как стальные кандалы.

— Один момент, товарищи, — сквозь зубы процедила Лоуд. — Я же письмо домой не написала. Прошу прощения, это сугубо личное, семейное.

Она потащила напарницу за машину.

— Что с тобой? — занервничала Катрин. — Ты даже побледнела, в смысле…

Оборотень действительно изменилась в лице. Не бледность, скорее, густая оливковость, но все равно, такого за ней раньше не замечалось.

— Я вспомнила, — прошептала Лоуд.

— Что именно?

— Мальчика. Чертт, не мальчика, конечно. Это он сейчас мальчик. Был. А потом он стал.

— Кем он стал?

Лоуд назвала.

— Да быть этого не может! — не поверила Катрин. — Он же…

Знакомое лицо, ведь действительно знакомое. Только слишком юное.

— Я его в «Артеке» видела, — шептала оборотень. — Подумала, что нашему университету не хватает культурно-досуговых традиций. Дай, думаю, гляну, как это обустраивалось в годы зарождения пионерского движения. Ну и на него посмотрю, познакомлюсь. Все же он легенда. Сидели у огромного костра, пели, яблоки грызли, он отрывки повести читал, дети слушали как зачарованные…

— Поверить невозможно, — с трудом выговорила шпионка. — О боги, вот до чего эти революции доводят. Ничего не успел мальчишка.

— Он успел! — яростно запротестовала Лоуд. — Ну да, меньше, чем в тех длинных мирах. Но он всегда был бойцом. И ты знаешь, что такое боец даже лучше меня.

— Да, но… — Катрин замолчала.

— В Смольном нужно сказать, чтоб похоронили достойно, — Лоуд уже приходила в себя. — Ладно, оставим поминки и церемонии до времени. Я тебе начала говорить о подозрениях, а теперь вот подтверждается. У них план. У шмондюков, что пулеметы притащили. По целям бьют, на выбор. Члены ВРК, теперь он — лучший писатель. Что дальше? Этот твой Бунин? Он хоть и совершенно другой масти, но все равно. А если еще подумать? Кто на очереди? Ильич?! Ведь, если они пришлые, то знают примерно тоже, что и мы? Будут стравливать массы и уничтожать вожаков и знаковые фигуры.