Октябрь

Попытки товарищей Ленина скрывать его бескомпромиссность становились все более наглыми. Он отправлял из Выборга язвительную отповедь за язвительной отповедью, но их все быстро вычищали от неудобных мест.

По окончании Демократического совещания Ленин отправил в «Рабочий путь» эссе под заглавием «О героях подлога и об ошибках большевиков», в котором он настаивал, что большевики должны были покинуть собрание, и беспощадно критиковал свою партию, а в особенности Зиновьева. Эссе напечатали 24 сентября, когда велись переговоры о Предпарламенте, но заголовок был сокращен до «О героях подлога», а все нападки на большевиков вырезали.

Ярости Ленина не было границ.

На следующий день Керенский под мрачное одобрение Предпарламента назначил кабинет министров. И хотя вновь технически в этом правительстве преобладали социалисты, умеренные левые не занимали ключевых постов. И прямо нарушив постановление Демократического совета, Предпарламент одобрил вхождение в состав кабинета министров ненавистного Терещенко, а также четырех кадетов.

В этот же день был созван новый, более справедливый по составу президиум и заменил вышедших в отставку 9 сентября. В него входили один меньшевик, два эсера и – что было историческим поворотом, который дал партии абсолютное большинство, – четыре большевика.

Одного из четырех встретили громкими возгласами и аплодисментами. Лев Троцкий, который двенадцать лет назад был руководителем Совета, созванного в 1905 году, занял свое место.

Троцкий тут же внес резолюцию о том, что петроградские рабочие и солдаты не станут поддерживать это новое, слабое, оскорбительное правительство. Вместо этого решение будет принято на грядущем Всероссийском съезде Советов.

Его предложение приняли большинством голосов.

Но товарищи Ленина все равно продолжали цензурировать его работы. Заметки «Из дневника публициста», написанные между 22 и 24 сентября, высмеивали участие партии в Предпарламенте. Редакция «Рабочего пути», в том числе и сам Троцкий, отклонила их, несмотря на то, что Ленин хвалил его за политику бойкота. Вместо этого 26 сентября они с поразительным нахальством опубликовали отрывок из «Задач революции», еще одной работы из давно минувшей эры трехнедельной давности.

В конце концов бешенство довело Ленина до заговора.

27 сентября он написал Ивару Смилге, крайне левому большевику, председателю облисполкома армии, флота и рабочих Финляндии. Ленин не то чтобы поглумился, а вдребезги разнес хваленую «дисциплину» революционной партии. По сути он пытался создать в своей же организации альтернативное течение, которое поддержало бы восстание, течение, для которого Финляндия была ключевым элементом.

«Кажется, единственное, что мы можем вполне иметь в своих руках и что играет серьезную военную роль, это финляндские войска и Балтийский флот, – писал он Смилге. – Вам нужно… все внимание отдать военной подготовке финских войск + флота для предстоящего свержения Керенского. Создать тайный комитет из надежнейших военных».

Эта подготовка проходила на фоне растущего беспокойства о возможной сдаче Петрограда, и оно особенно усилилось, когда 28 сентября немцы высадились на эстонском острове Сааремаа недалеко от Риги. Началась операция «Альбион», в задачи которой входило установление контроля над западно-эстонским архипелагом, прорыв русской обороны и расчистка пути на Петроград.

По всей России разрастался страх, что правые и правительство просто отдадут город, это бельмо на их глазу. Что они позволят Красному Петрограду пасть.

29 сентября Ленин направил ЦК заметку «Кризис назрел». По сути она объявила политическую войну. В этот раз, чтобы его вновь не заглушили, Ленин отослал документ еще и в Петроградский и Московский комитеты.

Он повторно высказал решительное убеждение, что грядет революция по всей Европе. Он утверждал, что если большевики не захватят власть сейчас же, то окажутся «жалкими изменниками пролетарскому делу». В его глазах ожидание запланированного Второго съезда Советов было не только тратой времени, но и настоящей угрозой революции. «Теперь взять власть можно, – настаивал он, – а 20–29 октября ее вам не дадут взять».

И затем как гром с небес: «Видя, что ЦК оставил даже без ответа мои настояния в этом духе с начала Демократического совещания, что Центральный орган вычеркивает из моих статей указания на такие вопиющие ошибки большевиков, как позорное решение участвовать в Предпарламенте, как предоставление места меньшевикам в Президиуме Совета и т. д. и т. д. – видя это, я должен усмотреть тут «тонкий» намек на нежелание ЦК даже обсудить этот вопрос, тонкий намек на зажимание рта и на предложение мне удалиться. Мне приходится подать прошение о выходе из ЦК, что я и делаю, и оставить за собой свободу агитации в низах партии и на съезде партии».

Даже после этого послания Зиновьев озаботился публикацией в «Рабочем пути» позиции руководства, полностью противоположной ленинской. «Готовьтесь к съезду Советов, – писал Зиновьев. – Никаких частичных выступлений!»