Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

Комната была довольно большая. В одном углу работал у столика секретарь Совнаркома тов. Н. П. Горбунов. У другого столика тт. Залкинд и Поливанов допрашивали только что арестованного крупного чиновника. Дальше на диване полулежал с утомленным видом тов. Менжинский. Над диваном красовалась надпись «Народный Комиссариат Финансов».

Я уселся около Менжинского и вступил с ним в беседу. С самым невинным видом тов. Менжинский расспрашивал меня о моем прошлом и полюбопытствовал, чему я учился.

Я ответил ему между прочим, что учился в Лондонском университете, где в числе других наук штудировал и финансовую науку.

Менжинский вдруг приподнялся, впился в меня глазами и заявил категорически:

— В таком случае мы вас сделаем управляющим Государственным банком.

Я испугался и ответил ему, что у меня нет никакой охоты занять этот пост, так как это совершенно «не по моей части». Менжинский, ничего не говоря, попросил меня обождать и вышел из комнаты. Через некоторое время вернулся с бумагой, в которой за подписью Ильича удостоверялось, что я и есть управляющий Госбанком.

Я еще больше опешил и стал просить Менжинского об отмене постановления. Но он остался непоколебимым.

Затем он мне объяснил положение. Дело в том, что нам дозарезу нужны были деньги, хотя бы несколько миллионов. Государственный банк и казначейство бастуют, и легальным образом денег получить нельзя. А финансовое дело — дело тонкое, и поэтому нужно соблюсти формальности. Единственный способ — сменить головку банка и затем взять деньги.

Услышав, в чем заключается моя главная задача, я немного успокоился. Вскоре мы с Менжинским стали снаряжать экспедицию в банк. Подготовились мы тщательно. Для того чтобы усилить мою позицию в банке, был назначен членом совета банка Сокольников.

Кроме того, с нами отправился тов. Подвойский, распорядившись предварительно придвинуть к зданию банка один батальон матросов для того, чтобы сменить охраняющий банк караул из Семеновского полка.

Когда мы приехали в банк, нам представилась картина, напоминающая мне мое пребывание на телеграфе. Служащие толпились массами по коридорам; из их толпы падали по нашему адресу разные «словечки». Мы направились прямо в кабинет управляющего. Там мы застали совет банка в полном сборе, за исключением самого управляющего, г-на Шипова. Совет представлял из себя кучу «почтенных стариков», перед которыми я чувствовал себя, как ученик на экзамене. Менжинский твердым голосом прочел декларацию Наркомфина, где служащим предписывалось стать на работу: отказывающимся грозила отставка с посылкой на фронт. Наша декларация была принята враждебными возгласами. Когда затем Менжинский заявил, что Шипов устраняется, а на его место назначаюсь я, галдеж усилился: совет заявил, что подает в отставку. Поспорив еще пару минут, мы все удалились.

Единственными работниками в Государственном банке, которые оказали нам сочувствие и некоторую поддержку, были курьеры и низшие служащие.

Мы покинули банк и возвратились в Смольный, не добившись пока ничего. Этот первый дебют так обескуражил меня, что я опять стал налегать на Менжинского, прося освободить меня от непосильного бремени. Два дня спустя Менжинский уступил: вместо меня управляющим банком был назначен В. В. Осинский.

Покончив с «финансовой карьерой», я опять стал думать, куда бы приткнуться. Проэкзаменовав себя строго, я пришел к тому убеждению, что после иностранных дел единственным ведомством, подходящим для меня, является Комиссариат по делам национальностей. «Я сам инородец, — рассуждал я, — следовательно, у меня не будет того великорусского национализма, который вреден для работы в этом комиссариате. Кроме того, я кое-что читал по национальному вопросу». Решившись пойти по новой линии, я отправился к Сталину.

— Товарищ Сталин, — сказал я, — вы народный комиссар по делам национальностей?

— Я.

— А комиссариат у вас есть?

— Нет.

— Ну так я вам сделаю комиссариат.

— Хорошо! Что вам для этого нужно?

— Пока только мандат на предмет «оказания содействия».

— Ладно!

Здесь не любящий тратить лишних слов Сталин удалился в Управление делами Совнаркома, а через несколько минут вернулся с мандатом. Получив мандат, и стал рыскать по Смольному, высматривая место для Наркомнаца.

Задача была нелегкая, везде было тесно.

Наконец я набрел на какую-то большую комнату, где у одного столика заседала комиссия по вещевому снабжению Красной гвардии, а у другого — выдавались разрешения на право ношения оружия. Здесь я вдруг наткнулся на моего товарища по каторге, впоследствии погибшего на Западном фронте, тов. Феликса Сенюту.

— Ты что тут делаешь? — спросил я.

— Работаю по вещевому снабжению Красной гвардии.

— Переходи к нам, в Народный комиссариат национальностей.

— Хорошо.

— Можно ли устроиться нам в этой комнате?

— Конечно можно.

Тут мы с покойным Сенютой нашли какой-то свободный столик и поставили его у стены. Затем Сенюта взял большой лист бумаги и, начертав на нем: «Народный Комиссариат по Делам Национальностей», прикрепил к стене над столиком. Достали два стула.

— Готов комиссариат! — воскликнул я.