Узнав, что юнкера сдались, я немедленно выехал в помещение училища, опасаясь, как бы пленные не сделались жертвой самосуда. Мои опасения оправдались. На Большом проспекте Петербургской стороны я увидел следующую картину. Посредине улицы двигались юнкера, окруженные конвоем, а кругом них шумела и волновалась толпа, требуя немедленно над ними казни. Возбуждение толпы было так велико, что у Тучкова моста продолжать конвоирование пленных было уже небезопасно, и пришлось остановиться, отвести юнкеров в Петровский парк, поставить на мосту крепкий заслон и подождать успокоения толпы.
С большим трудом удалось довести юнкеров до места заключения.
Одновременно с подавлением восстания юнкеров был нанесен и решительный удар отряду генерала Краснова. Мало того, Краснов и весь его штаб оказались захваченными в плен советскими войсками. Только Керенскому опять удалось сбежать и скрыться. Однако Краснов не долго пробыл под арестом. Доставив его в Петроград, Военно-революционный комитет вскоре освободил его под честное слово, что он не поднимет больше оружия против Советской власти. Это было более чем наивно. Как будто в гражданской войне для тех, кто борется против освобождения рабочего класса, может существовать какое-то честное слово. Конечно, Краснов тотчас же по освобождении поспешил на юг и там принял самое активнее участие в организации белогвардейских армий и борьбе их против Советской власти. Впрочем, в то время мы вообще страдали избытком: прекраснодушия и повторяли почти буквально ошибки Парижской Коммуны, за которые она когда-то так жестоко поплатилась. Разве не ошибкой, например, было освобождение нами отдельных юнкеров и даже целых юнкерских училищ, о которых я только что рассказывал. Ведь известно, что большинство этих юнкеров также преспокойно уехало на юг и там составило ядро, вокруг которого формировались белогвардейские части, действовавшие потом против нас. А буржуазные газеты? Ведь как долго мы не решались посягнуть на «священную» свободу слова. Газеты эти изо дня в день чуть не плевали нам в лицо, поливая нас потоками клеветы и грязи и открыто призывая к вооруженному против нас выступлению, а мы все терпели и только месяца через два спохватились и догадались засыпать эту вонючую помойную яму.
Уроки Парижской Коммуны во многих отношениях были основательно нами забыты. Потребовалась большая встряска — убийство ряда наших вождей, открытое выступление против нас белогвардейских банд, чтобы мы научились, наконец, быть суровыми и беспощадными.
После ликвидации красновского наступления начались споры и толки вокруг формирования нового правительства. Каша партия сформировала чисто большевистский кабинет, но не возражала против вступления в него определенного количества левых эсеров. Левые же эсеры выставили лозунг объединенного социалистического кабинета с привлечением в него правых «социалистических» партий. Вокруг этого вопроса возникла полемика, которая очень скоро перекинулась к нам в полки.
31 октября ранним утром я получил следующую записку от секретаря нашего большевистского коллектива запасного огнеметно-химического батальона тов. Соловьева:
Вам необходимо бы быть сейчас в 9 час. утра на общем собрании, т. к. на вчерашнем собрание разбилось надвое и ни к чему не пришло, Возможно, пройдут резолюции оборонцев.
31.X. 17 г.»
Я, конечно, сейчас же поспешил на собрание, где мне одному из первых было предоставлено слово. Я говорил довольно долго. Рассказал о перипетиях борьбы с Временным правительством, сообщил о сформировании рабоче-крестьянской власти и подробно остановился на разборе первых декретов Советского правительства о мире, земле и рабочем контроле. В заключение я остановился на тех трениях, которые возникли у нас за последнее время с левыми эсерами. Нам предлагают заключить блок с правыми социалистическими партиями и образовать единое социалистическое правительство. В принципе мы не возражаем против такого рода объединения, но вопрос в том, на какой платформе объединяться. Нам говорят, сперва объединимся, а потом поговорим о платформе. На это мы не согласны. Нас хотят просто столкнуть с того пути реформ, на который мы вступили. Мы говорим так — сперва установим платформу, а потом увидим, с кем мы можем объединиться. Наша платформа ясна. Мы уже приступили к осуществлению основных требований рабочего класса. От своей задачи мы ни за что не отступим. Как ни лестно нам заседать совместно с «почтенными» меньшевиками и эсерами, но для этого мы не поступимся интересами рабочего класса. Кто согласен с общим направлением нашей работы, милости просим работать вместе с нами. Кто не согласен — скатертью дорога. В этом случае ни о каком объединении, конечно, не может быть и речи.