Читаем Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде полностью

Стараюсь уверить, что матросы движутся на фронт, что с ними следует артиллерия. Окрыленные надеждой скорого подхода матросов к фронту, красногвардейцы постепенно, по распоряжению полковника Вальдена, стали занимать позиции на Пулковских высотах.

Антонов-Овсеенко остается еще в Пулкове, чтобы руководить организацией его обороны, я же возвращаюсь в Петроград для доклада тов. Подвойскому.

Вечерние сумерки опустились над землей. Вдали, среди ночной мглы, мерцали огоньки Петрограда. Не было внешних признаков начавшейся во всех уголках необъятной России жестокой гражданской войны. Смолкли орудийные выстрелы, еще несколько минут тому назад доносившиеся от Царского, удваивавшиеся разрывами над Пулковом. Кругом царила тишина. Только изредка автомобиль, освещая своими фонарями дорогу, обгонял отдельных вооруженных, которые медленно плелись в Петроград. Но это было затишье перед бурей, перед жестокой вооруженной схваткой рабочих и революционных солдат с силами контрреволюции.

Возможно ли без боя теперь сдать то, что нами уже захвачено? Разве флот не повторял изо дня в день: вся власть Советам? Долой всякие компромиссы! Разве мы, посланные флотом в Петроград на борьбу с контрреволюцией, не дали клятвы вернуться на корабли только тогда, когда власть Советов будет закреплена, когда контрреволюция будет раздавлена? А там, в зале заседания II съезда Советов, — разве не идет самая жестокая, беспощадная борьба тех, кто идет вместе с рабочими, с бедняками-крестьянами и солдатами против обанкротившейся лжедемократии, предавшей в течение семи месяцев интересы рабочих, крестьян и солдат, — против буржуазии, против тех, кто требовал войны до победного конца, кто не решался отобрать землю от помещиков и передать ее крестьянам, а фабрики и заводы рабочим и, предложив немедленно приступить к заключению перемирия, приостановить эту кровопролитную бойню? Разве там в эти ночные сумерки — затишье? Нет. Там идет самая жестокая борьба с контрреволюцией, распыленной теперь по всему Петрограду, проникающей в рабочие, солдатские и матросские массы, стремясь «образумить» их, дезорганизовать их сплоченные ряды и повернуть великую пролетарскую революцию вспять. Борьба только начинается. Первые победы должны всех окрылить, сплотить, организовать, чтобы с корнем вырвать и уничтожить контрреволюцию. Спешу скорее доложить, что творится на фронте, и двинуть на помощь красногвардейские матросские отряды.

У заставы красногвардейский патруль останавливает автомобиль. Проверив пропуск и сказав «можно», снова облепили разожженный на улице костер.

Значит, Петроград не беззащитный. Выходы и входы в него охраняются верными часовыми. По дороге к Смольному красногвардейские патрули неоднократно останавливали автомобиль и проверяли пропуск. Наконец, опять в кабинете тов. Подвойского.

Докладываю. Он снова засыпает меня вопросами, делает сразу несколько распоряжений и предлагает немедленно взять артиллерию с Путиловского завода.

— Помилуйте, товарищ Подвойский, ведь я один; есть ли там люди, и найдется ли конский состав, амуниция, чтобы взять артиллерию? Есть ли там прислуга для артиллерии?

Подвойский, как бы не слыша моих возражений, отвечает:

— Погрузите артиллерию на платформы, а из рабочих там же сформируйте прислугу.

Выйдя из кабинета тов. Подвойского, встречаю в соседней комнате Владимира Ильича. Он спокоен. На лице никогда не покидающая его ленинская улыбка.

Увидев меня, спрашивает:

— Ну что, как дела на фронте?

Сообщаю о задании и заявляю:

— Я еду в Морской революционный комитет и сейчас двину матросские отряды, которые должны сегодня же прибыть из Гельсингфорсу; в противном случае — Керенский может быть в Петрограде.

Владимир Ильич безмолвным кивком головы одобряет мое предложение.

Ухожу. В течение ночи удается два отряда моряков двинуть к Пулкову. Прибывшая из Финляндии артиллерия, выгрузившись, к ночи 29 октября прибывает в Пулково.

Весь день 30-го войска Керенского после занятия Царского оставались пассивными и тем самым дали возможность Военно-революционному комитету не только под Пулковом, но и под Красным, под Колпином сгруппировать отряды моряков и пехотные части.


31 октября. Захват Керенским царскосельской радиостанции дал ему возможность распространить целый ряд воззваний и приказов, призывавших войска «одуматься» и присоединиться к войскам, верным Временному правительству, для борьбы «с предателями-изменниками» — большевиками. Кипы погромного характера воззваний к населению Петрограда и войскам, выпущенные за последние дни «Комитетом спасения родины и революции», появились и в Пулковском отряде. Моряки с злобным хохотом и ненавистью уничтожали эти воззвания, сопровождая уничтожение руганью. Зато воззвания и приказы Военно-революционного комитета не только читались, но служили моральным ободрением, вселяя веру в окончательную победу над контрреволюцией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное