Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

— Переколоть их тут всех сукиных детей!.. — Дальше следовала многоэтажная нецензурная брань. — Чего с ними возиться! Попили нашей крови! — закричал какой-то низкорослый матрос и стукнул по полу винтовкой — хорошо помню — без штыка. И огляделся вокруг. Это было почти призывом. Он вызвал сочувственные отклики.

— Какого черта, товарищи! Приколоть их тут и вся недолга!..

Антонов поднял голову и резко закричал:

— Товарищи, вести себя спокойно! Все члены Временного правительства арестованы. Они будут заключены в Петропавловскую крепость. Никакого насилия над ними учинить я не позволю. Ведите себя спокойно!

— Я да я! Что такое «я» да «я»!.. Какое ты тут начальство!.. — вдруг налетел на Антонова стоящий около него молчаливо солдат с плоским равнодушным лицом, на котором внезапно загорелись в узких глазах два злобных огонька.

— Молчать! Прошу молчать! Я здесь представитель от Военно-революционного комитета! Мне вручена власть! Товарищи, уважайте самих себя! Соблюдайте порядок! Теперь власть в ваших руках, вы должны соблюдать порядок!.. Я вас, товарищ, прошу помолчать и мне не мешать! — закончил он, обращаясь к солдату.

Стража обрушилась на солдата.

— Ты что тут!.. Помолчи! Он — выборный! Надо, чтобы порядок был!

— Порядок, порядок! — замолкая, бормотал солдат.

Протокол затягивался, возбуждение начинало возникать и могло прорваться сразу, неожиданно и неудержимо…

Наконец протокол кончен.

Антонов начинает его оглашать. Идет перечень фамилий всех арестованных. Просит отзываться.

Кроме 15 членов Временного правительства, Пальчинского и Рутенберга, с нами еще оказались генерал по особым поручениям при Верховном главнокомандующем Борисов и офицер — не то прапорщик, не то подпоручик — Чистяков. Первый из этих двух провел с нами все время с вечера, часов с семи-восьми, второго я увидел только в этот момент в нашей комнате. Кажется, он был одним из адъютантов Керенского.

Прочтя последнюю фамилию, спрашивает:

— Все?

— Меня пропустили, — заявляет Терещенко. Называет себя.

— Благодарю вас. Запишу вас последним — девятнадцатым.

Все формальности кончены.

Чудновский назначается комендантом Зимнего дворца.

Комната, в которой мы арестованы, будет опечатана, чтобы сейчас не производить в ней обыска.

— Ну, как же теперь мы их доставим в крепость? Товарищи, автомобили есть? — обращается Антонов.

— Нет автомобилей! — отвечает кто-то угрюмо и враждебно-решительным голосом.

— Чего там автомобили!.. Пускай пешком прогуляются!

— Ишь какие баре! Пускай походят — довольно покатались!

— Чего там! Пешком их гнать — и все тут! Прогуляются!..

— Товарищи, я прошу молчать, — опять закричал Антонов, — тут распоряжаюсь я!

Он на минутку задумался и сказал потом:

— Ну, хорошо, мы их доставим пешком.

Он отдал распоряжение образовать цепь. Один впереди. За ним арестованный и два стражника с ним по бокам. Опять стражник и опять за ним арестованный с двумя стражниками по бокам и т. д.

Пропуская через дверь, опять произвели перекличку.

Наконец, тронулись в путь.

Когда вошли в залу-коридор, на всем протяжении ее стояли по обеим стенам солдаты и матросы.

Нас встретили бранью и торжествующими возгласами:

— И откуда вы их, чертей, вытащили?!

— Ишь, запрятались! — Следовала, как водится, многоэтажная брань.

— А Керенского нет?! Вот черт, сбежал! Показали бы мы ему! — Опять изощренная брань.

Нас быстро вели через залу. Толпа вооруженных дикарей в солдатских шинелях и матросских куртках по обеим сторонам зала провожала нас неумолчно возгласами злорадства и дикой бранью.

Перегородка оказалась убранной. Лазарет был, очевидно, спешно куда-то перемещен. На полу в полном беспорядке были разбросаны матрацы…

Как мы сходили с лестницы, совсем не помню…

Вышли на двор. Темно. Потом глаза стали привыкать.

Двор, очевидно, тоже был заполнен солдатами. Мы вступили в толпу. Стража просила посторониться, пропустить… Опять послышались вопросы:

— Что это Временное правительство ведут?

И опять площадная ругань, в особенности по адресу Керенского.

На дворе мы немножко замешкались. В темноте и в толпе был нарушен, очевидно, порядок процессии. Стража перекликалась. Опрашивали друг друга, все ли арестованные налицо.

— Куда же их ведете, товарищи?

— В Петропавловскую крепость!

— Убегут ведь! Слышали, Керенский ведь убежал! И эти убегут! Переколоть их, товарищи, — и делу конец!

Предложения дружно подхватывались в толпе и делались все короче и все решительнее.

Стража успокаивала толпу и сама волновалась.

Со мной рядом справа шел матрос небольшого роста, коренастый, с приветливым лицом…

Весь двор был усеян, очевидно, разбросанными поленьями дров, потому что они постоянно попадались под ноги и мешали правильному передвижению: арестованные и стража постоянно разъединялись и искали друг друга.

— Позвольте мне взять вас за кушак, — обратился я к матросу, — так мы не отстанем друг от друга.

— Берите, — сказал он приветливо.

Нас выводили на площадь.

Мы попали сначала в узкий проход между большими поленницами дров.