Читаем Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде полностью

В тот вечер внешне казалось все как обыкновенно. Заседали, пили чай, спорили. Но, чуть приглядевшись, можно было заметить особенную нервность и приподнятость настроения: слова «Моон-Зунд», «Слава», «Гром» то и дело слышались в спорах. Кронштадт нервничал, узнав о моонзундских событиях, где наш флот потерпел серьезный урон: погибли броненосец «Слава» и эскадренный миноносец «Гром». Эта гибель в обстановке керенщины страшно взволновала не только матросов, но и рабочих и гарнизон. Почувствовали и у нас почти вплотную дыхание войны.

Ко мне подошел один из членов Исполкома: «Получена телефонограмма от президиума ВЦИКа, подпись Чхеидзе. Просит собрать на завтра Исполком в двенадцать, не знаете ли, в чем дело?»

Я вспомнил таинственную просьбу Филипповского: связь между ней и телефонограммой Чхеидзе очевидна. Ну, доживем — увидим.

На другой день в двенадцать часов собрался президиум Исполнительного комитета. Точность в Кронштадте тогда считалась обязательной. Филипповский и с ним некто в военной форме полковника Генерального штаба были уже здесь. Заседание немедленно открылось. Начал Филипповский. «Мы явились, товарищи, по поручению ВЦИКа и правительства. Вопрос идет об обороне Петербурга, Кронштадта, России. От вас в этом деле зависит многое. Полковник разъяснит вам подробно. Надеюсь, что стратегические тайны не выйдут за стены этой комнаты».

Начало было не лишено интереса. Полковник медленно и аккуратно развернул трубочку бумаг. Среди них была карта. Он разложил ее перед собой и твердым, чеканно-аффектированным слогом стал разъяснять грядущую немецкую опасность Кронштадту и Питеру, с массой стратегических подробностей, под конец развил план обороны и закончил предложением — снять орудия с важнейших кронштадтских фортов, дабы перевезти их на группу островов при входе в Финский залив и таким образом закрыть путь немецкому флоту.

Все слушали весьма внимательно. Меня лично этот план заинтересовал очень, он казался умным и обоснованным. «Хороший план», — шепнул я Филипповскому, тот засиял, а я… тоже улыбнулся…

После выступления полковника пошли споры. Было крайне интересно, как члены президиума Исполкома, эсеры и максималисты, отнесутся к предложению; от большевиков слово принадлежало мне, и я решил приберечь его под конец. Эсеры и максималисты сразу ударились в стратегию и технику. Полковник, видимо, был доволен их возражениями: его доводы неотразимы, возражения противников неубедительны, — значит, дело в шляпе.

Очередь за мной: «В стратегические споры вступать не стану. План, видимо, весьма хорош, мне он очень нравится (и полковник и Филипповский засияли, а наша публика недоуменно уставилась на меня). Да, — продолжал я, — план очень хорош и, без сомнения, мы используем его, когда… когда… свергнем Временное правительство Керенского». Заключение поначалу вышло совершенно неожиданным, и впечатление получилось эффектное. Лица наших «гостей» вытянулись, а кое-кто из товарищей крякнул от удовольствия.

Нам тогда не были известны планы Временного правительства и Керенского в отношении Кронштадта. Эти планы Керенский раскрыл в своих показаниях по «делу Корнилова». Там он писал: «Не я давал согласие на разоружение крепости, а я, как морской министр, возбудил этот вопрос и получил согласие Временного правительства на упразднение Кронштадтской крепости».[2] И очевидно, решение Временного правительства, по-предложению Керенского, было вынесено в те дни, когда Церетели и Скобелев уговаривали Кронштадтский Совет отказаться от резолюции о признании Совета единственной властью в Кронштадте и принять решение о разоружении Кронштадта. Дальше Керенский писал: «Было решено, если не в июне, то, во всяком случае, в июле упразднить Кронштадтскую крепость и сделать из Кронштадта базу снабжения, место для разных складов и т. д.» Дальше Керенский сообщает, что «каждая попытка вывезти артиллерию (из Кронштадта — И.Ф.) вызывала там прямо ярость толпы». И наконец: «сдача Риги несколько отрезвила кронштадтцев, и в то время как Корнилов давал задачу Крымову (разоружить Кронштадт — И.Ф.), они уже отдавали орудия».[3] Два последних утверждения Керенского (о «попытках вывезти артиллерию» и о том, что кронштадтцы «уже отдавали орудия») являются вздорной выдумкой. Не было ни того, ни другого. Приезд члена президиума ВЦИКа Филипповского свидетельствовал об обратном, о попытке вынудить у Кронштадтского Совета согласие на разоружение. И эта попытка сорвалась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное