В тот же миг гармоники силы сузившегося в нить Кавала совпали с частотой колебаний от Светлых Миров, и разум Нокса протянулся через Бездну, через пятнадцать миллиардов световых лет, к яркости Извечной Звезды. Он тут же отпрянул, не увидев ничего, кроме серебряной светоносности.
Зрение его успело приспособиться к свету, и в пылающем огне он разглядел пламенные фигуры, вертящийся дым, мерцание паров неона — звездные дымы и пар комет окружали планеты Светлых Миров.
От нечеткой линии этого берега плыли искорки, зернышки света, воспарившие от белой ауры Извечной Звезды и растворенные в пропасти вечной ночи.
— Зачем ты показываешь мне это, чародей?
— Помоги мне собрать этот Чарм, собрать его в свое тело и омолодиться, чародей.
Нокс оторвался от видения сахаристого дыма, уходящего в темноту, семян Чарма, из которых вырастут иные жизни среди миров более темных. Он вернулся в свое привязанное к земле тело и, возвращаясь, заметил немногие искорки Чарма, что летели в том же холодном направлении. Он четко различил тела, кувыркающиеся в вакууме, — но эти человеческие фигуры людям не принадлежали.
Цветные трупы, одетые в берестяные платья с мхом и лиан, стали расплываться, как грязь под дождем. Прозрачные лохмотья кожи и кос завивались пенистыми спиралями и таяли в пространстве как блеск мишуры. Вскоре от эльфов остались только пятнышки света, изморось Чарма над синим шаром и перистыми облаками Земли.
Они спускались дальше, светлячки, выброшенные в ночь, пойманные планетным ветром и рассеянные над океанами, куда и упали почти все. Редкие осколки этой жизни приземлились над континентами и сквозь атмосферу медленно осели на леса и луга.
Несколько ярких пылинок сопровождали Нокса на пути к собственному телу. Неоновые ночные сполохи Манхэттена отражались в двойной реке, уходя вниз, как перевернутые факелы. Путешествие, которое казалось мгновенным, поглотило весь день. Тело, сидевшее на колене трубы, встрепенулось, и Нокс выпрямился, глядя на геометрический узор города.
Он с трудом поднялся на ноги и увидел, как сопровождавшие его искорки Чарма теряются в улицах.
— Что будет с этими жизнями? Как они возродятся в этой помойке?
2
МЫСЛИ ДОЖДЯ
— Я не умру! — вызывающе крикнул Нокс. Он танцевал на крыше под взглядом городских огней и немногих ярких звезд. — Не для того я прожил так долго, чтобы сливаться с камнем.
Резким движением рук Нокс разорвал связь с Кавалом. Голос чародея затих, заглушенный шумом дальних сирен, грохотом дизелей и воем клаксонов на улице.
— Нет, Кавал, это ты мертв. А я еще жив. И жить буду вечно.
Он поднял церемониальное облачение, натянул его и по деревянным ступеням поднялся к ясеневой двери бывшего водопроводного бака.
Как и всегда, в Октоберленде стоял пьянящий запах прелых листьев и мшистых сырых камней. В прохладном и темном интерьере Нокс быстро подошел к пятигранному обсидиановому алтарю и вытащил из грязной урны черную иглу. Она двигалась резкими рывками, как будто впадая в оцепенение. Нокс, распевая и пританцовывая, расхаживал, прижав к груди отравленное острие, потом приблизил к игле почерневшие губы, наклонился низко и выпустил иглу на пол, глядя, как она скользит в маслянистом свете туда, где погибла Дева.
Нокс преклонил колени перед ожившей иглой и шепнул ей:
— Приди занять свое место в круге.