Ола

– Все мы грешны, все, сын мой! Все грешны, да не все умны. А умный ты ежели, поймешь. Поймешь – и язык свой прикусишь.

– Прикусил уже, – согласился я. – Так чего, идти мне?

Засмеялся громоздкий, меня по плечу хлопнул:

– Иди-иди! Да недалеко только. Смиренные братья за тобою, негодником, проследят, чтобы не случилось чего. Ты ведь свои вещички у «Тетки Пипоты» кинул? Вот туда и гряди, сын мой. Винца выпей, девочку кликни, посисястее чтоб была. Напоследок оно, значит…

Облизнулся даже фра Мартин, не иначе про «напоследок» этот подумав. А у меня словно крылья выросли. Да хоть на полчаса отпустите. Двое за спиной – подумаешь!

…Ошибся я – не двое. И не четверо даже – шестеро. Не дурак оказался фра Мартин. Ежели бы двое, то вышел бы Белый Начо на Ареналь-площадь, свистнул в два пальца…

А так нет – успеют скрутить. Или ножом саданут.

В общем, некуда деваться – пошел к тетке Пипоте. Оно и вправду, винца бы хлебнуть…

– Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!

Замер я, голову в плечи втянул. Какой еще к бесу «диририм»?

Вина я, понятно, взял – кувшин целый. Взял – да и по лестнице знакомой ступенями заскрипел – прямо на чердак-донжон. Ежели дома мой идальго, так и выпить с ним можно, поболтать, порасспрашивать. А нет его – сам выпью, его повспоминаю.

…Оно, конечно, не стоило бы нам встречаться. Да только поздно – знают фратины зеленые о Доне Саладо. Одна надежда – уговорю его, калечного, ноги побыстрее из Севильи сделать.

Потому и пошел. А тут!…

– Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим! О думель, думель копф!

Ничего себе! А голос-то какой – хриплый, страшноватый, словно певцу по горлу дагой полоснули.

– Айне каре, айне штос! Диририм-дрим-дрим!

То есть, может, и не «каре», и не «штос» – больно голос уж хриплый, разобрать трудно. Но – похоже.

Эй, плавать шкипер по морям.
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!
И утонуть ко всем свиньям!
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!
Эге, уже и по-кастильски запел! То есть не совсем по-кастильски…
Приоткрыл я крышку деревянную, что с лестницы на чердак вела, голову высунул…
В подводный царство попадать.
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!
С морскими девками он спать.
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!

Ну и рожа!

И если бы только рожа! Расселся за столом этакий бурдюк в рубахе грязной, щеки небритые на грудь свисают, на подбородке – то ли борода, то ли просто мусор прилип. Расселся, кубок глиняный лапищей сжал…

Царя морского гнать он с трон,
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!
Звать мертвяков со всех сторон!
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!

Поглядел я на этот бурдюк распевшийся да и решил ничему больше не удивляться. Поет – и пусть себе поет. Тем более на столе не только кубки пустые и рыба соленая, погрызенная, но и кувшин красуется – всем кувшинам кувшин.

Матрос-мертвяк он там собрать.
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!
Свое он царство основать!
Диририм-дрим-дрим! Диририм-дрим-дрим!

Сел я на табурет скрипящий, свой кувшин на стол поставил, в кубок плеснул.

– Здоровье вашей милости! Бурдюка хрипящего, в смысле.

А сам уже и соображаю потихоньку. Уж не сам ли это отважный шкипер ван дер Грааф, с которым мой идальго море-океан пересечь решил на каравелле беспалубной?

Ну, с таким уж точно – доплывешь! Хоть до дна песчаного, хоть до скалы ближайшей.

– Вот я и говорить, вам, майне герре, – помереть! И герр Штрузе помереть, и герр Хальс-боцман помереть. Та-а! От лихорадка помереть, это я ист точно говорьить!

А сам кубок уже тянет. Не иначе – тост у него такой. Стукнулись.

– А когда их, майне герре, в море хоронить, они за каравеллой плыть продолжать. Та-а! Не весь плыть – лица только плыть. Слева – герр Штрузе, справа – герр Хальс-боцман. Две недели их лица на воде видеть. Та-а!

Снова стукнулись. Хлебнул бурдюк от души, брюхом колыхнул – и на меня воззрился.

– Так ты и есть герре арматор, который меня, шкипера старого, за море-океан плыть нанимать? Та-а? Это ист гууде! Я всю жизнь о таком мечтать, герре арматор! Да только раньше времени потонуть не хотеть, а сейчас время самый ист, отчего бы за море-океан не плавать? Та-а?

Глотнул я еще винишка (молодец тетка Пипота, не подкачала!) да и принялся переводить на кастильский. Арматор – судовладелец, стало быть…

Так ведь деньги! Мои денежки. Я же их Дону Саладо отписал!