Оле-Лукойе (сборник)

Я́льмар посмотре́л на стол. На нём стоя́л карто́нный до́мик с освещёнными о́кнами, и все оловя́нные солда́тики держа́ли ру́жья на карау́л. Жени́х с неве́стой в заду́мчивости сиде́ли на полу,́ прислони́вшись к но́жке стола́; да им и бы́ло о чём заду́маться! О́ле-Луко́йе, облачи́вшись в ба́бушкину чёрную ю́бку, перевенча́л их, и вот вся ме́бель в ко́мнате запе́ла на моти́в ма́рша заба́вную пе́сенку, кото́рую сочини́л каранда́ш:

Пуска́й к неве́сте с женихо́м
Примчи́тся на́ша пе́сня в дом.
Горды́ собо́й, сидя́т вдвоём –
Их сде́лали, взяв па́кли ком
И ла́йкой обтяну́в круго́м!
«Ура́! Ура́!» – мы им поём.

Зате́м молоды́е получи́ли пода́рки, но от еды́ отказа́лись – они́ бы́ли сы́ты свое́й любо́вью.

– Ну, пое́хать нам тепе́рь на да́чу и́ли отпра́виться за грани́цу? – спроси́л молодо́й муж.

На сове́т пригласи́ли о́пытную путеше́ственницу ла́сточку и ста́рую ку́рицу, кото́рая уже́ пять раз выси́живала цыпля́т. Ла́сточка рассказа́ла о тёплых края́х, где зре́ют тяжёлые виногра́дные гро́здья, где во́здух так лёгок, а го́ры отлива́ют таки́ми кра́сками, о каки́х здесь и поня́тия не име́ют.

– Но там не растёт на́ша кудря́вая капу́ста! – сказа́ла ку́рица. – Одно́ ле́то я со свои́ми цыпля́тами жила́ в дере́вне; там была́ больша́я ку́ча песку́, и мы могли́ в нём ры́ться и копа́ться ско́лько уго́дно. Кро́ме того́, нам разреши́ли ходи́ть в огоро́д, где росла́ капу́ста. Ах, кака́я она́ была́ зелёная! Нет ничего́ краси́вее её!

– Да ведь оди́н коча́н капу́сты похо́ж на друго́й как две ка́пли воды́! – сказа́ла ла́сточка. – К тому́ же здесь ча́сто быва́ет нена́стье.

– Ну, к э́тому мо́жно привы́кнуть, – проговори́ла ку́рица.

– Но здесь так хо́лодно, того́ и гляди́ замёрзнешь!

– Для капу́сты э́то как раз хорошо́, – заме́тила ку́рица. – Да наконе́ц, и у нас быва́ет тепло́! Вот, наприме́р, четы́ре го́да наза́д ле́то у нас тяну́лось це́лых пять неде́ль. А жара́-то кака́я стоя́ла – дыша́ть не́чем бы́ло! Кста́ти сказа́ть, у нас нет тех ядови́тых тва́рей, каки́е во́дятся в тёплых края́х. Нет и разбо́йников. То́лько отщепе́нец не счита́ет на́шу страну́ лу́чшей в ми́ре. Тако́й недосто́ин жить в ней! – Тут ку́рица запла́кала. – Я ведь то́же путеше́ствовала, це́лых двена́дцать миль прое́хала в бочо́нке – и ничего́ прия́тного в путеше́ствии не нашла́.

– Да, ку́рица на́ша – у́мница, – сказа́ла ку́кла Бе́рта. – Мне то́же не нра́вится шля́ться по гора́м; то́лько и зна́ешь: то вверх, то вниз, то вверх, то вниз! Нет, лу́чше мы перее́дем в дере́вню, где мно́го песка́, и бу́дем гуля́ть по огоро́ду, где растёт капу́ста.

На том и пореши́ли.

Суббота

– А сего́дня бу́дешь расска́зывать? – спроси́л Я́льмар, как то́лько О́ле-Луко́йе уложи́л его́ в посте́ль.

– Сего́дня не́когда, – отве́тил О́ле и раскры́л над ма́льчиком свой краси́вый зо́нтик. – Погляди́-ка вот на э́тих кита́йцев!

Зо́нтик был похо́ж на большу́ю кита́йскую ча́шу, распи́санную голубы́ми дере́вьями и у́зенькими мо́стиками, на кото́рых стоя́ли ма́ленькие кита́йцы и кива́ли голово́й.

– Сего́дня на́до бу́дет принаряди́ть к за́втрашнему дню весь мир! – продолжа́л О́ле. – За́втра пра́здник, воскресе́нье. Мне надо влезть на колоко́льню, что́бы прове́рить рабо́ту церко́вных домовы́х, кото́рые должны́ вы́чистить колокола́, а не то они́ за́втра бу́дут пло́хо звони́ть; пото́м вы́йду в по́ле посмотре́ть, смахну́л ли ве́тер пыль с травы́ и ли́стьев. А уж пото́м насту́пит вре́мя и для са́мой тру́дной рабо́ты: придётся снять с не́ба и почи́стить все звёздочки. Я их собира́ю в свой пере́дник и при э́том нумеру́ю ка́ждую звёздочку и ды́рочку, в кото́рой она́ сиде́ла, что́бы пото́м размести́ть их все по места́м, не то они́ бу́дут пло́хо держа́ться и пока́тятся с не́ба одна́ за друго́й!

– Послу́шайте-ка, вы, господи́н О́ле-Луко́йе! – проговори́л вдруг висе́вший на стене́ ста́рый портре́т. – Я праде́душка Я́льмара и о́чень призна́телен вам за то, что вы расска́зываете ма́льчику ска́зки, но вы не должны́ извраща́ть его́ представле́ния. Снима́ть с не́ба звёзды и чи́стить их невозмо́жно: звёзды таки́е же свети́ла, как на́ша Земля́, тем-то они́ и хороши́.

– Спаси́бо тебе́, праде́душка! – отозва́лся О́ле-Луко́йе. – Спаси́бо! Ты глава́ семьи́, наш родонача́льник, но я всё-таки поста́рше тебя́! Я ста́рший язы́чник; дре́вние ри́мляне и гре́ки счита́ли меня́ бо́гом сновиде́ний. Я быва́л в знатне́йших дома́х, и тепе́рь туда́ вхож, и зна́ю, как обходи́ться и с больши́ми, и с ма́лыми. Мо́жешь тепе́рь расска́зывать сам.

И О́ле-Луко́йе ушёл, су́нув зо́нтик под мы́шку.

– Ну уж нельзя́ и мне́ния своего́ вы́сказать! – проворча́л ста́рый портре́т.

Тут Я́льмар просну́лся.

Воскресенье

– До́брый ве́чер! – сказа́л О́ле-Луко́йе.

Я́льмар кивну́л ему́, вскочи́л и поверну́л праде́душкин портре́т лицо́м к стене́, что́бы он опя́ть не вмеша́лся в разгово́р по-вчера́шнему.