Оле, Мальорка !

Польщенный шеф-повар поочередно потыкал ножом в сторону нескольких котлов и вертелов:

— Pinchitos arabes, сеньор… bacalao a la vizcaina… cocido madrileno…

— Что он говорит? Что он говорит? — засуетился Тони.

— У него тут есть сухари, бульонные кубики, консервированная треска в томатном соусе, бобы с тушеной морковью…

— Да! — сказал Тони.

— Что "да"?

— Хочу!

— Что?

— Вот этого замечательного жареного поросеночка — вон он там остывает, под деревом.

Глотая слюнки, мы приблизились к дереву, возле которого жарили на вертеле молочных поросят. Три поджаренные тушки лежали на подносах, окруженных толпой алчущих гостей, которые вытягивали шеи, жадно принюхивались и вообще всячески выражали свою готовность принять немедленное участие в трапезе. Среди этой кучи мы разглядели трех или четырех девах вполне подходящей наружности. Не успели мы к ним приблизиться, как Тони подскочил к симпатичной брюнетке и что-то прошептал ей в самое ухо.

— Наш Тони зря времени не теряет, — завистливо вздохнул я. — Да и обаяния ему не занимать.

— Угу — и нахальства, — добавил Патрик.

— И нахальства тоже, — согласился я. — Ладно, полюбуемся, как ему дадут под зад коленкой.

Однако зад Тони отнюдь не пострадал. Девушка обернулась, наградила его обольстительной улыбкой и чмокнула в щеку. И тут я её узнал. Это была та самая хорошенькая стюардесса, с которой он уговаривался о свидании сразу после прилета в Пальму, в аэропорту. Тони приветливо помахал нам, потом, взяв девушку под руку, куда-то увел. Больше в тот вечер мы его не видели. Лишь три дня спустя он объявился в своей квартире, выглядя примерно на сто четыре года, но страшно довольный собой.

* * *

Оставшись вдвоем, мы с Патриком решили просто понаслаждаться жизнью: гуляли, пили шампанское, снова гуляли, снова пили…

— Расселл, — сказал Патрик, с ловкостью бандерильеро, который вонзает свои дротики в загривок быка, схватив два бокала шипучего напитка с подноса пробегавшего мимо официанта. — Что-то безошибочно подсказывает мне, что с каждой минутой я неотвратимо приближаюсь к состоянию свинского, скотского, чудовищного опьянения. Давай посидим, переведем дух.

— Патрик, старина, ты сырвал эти влова из моего рта… То есть вырвал слова. Твое здоровье!

— Давай присядем под этим деревом и передохнем.

Мы присели. И передохнули.

Я даже не понял, как это случилось, но вдруг заметил, что разговариваю с Иисусом Христосом и его подружкой. Бородатое лицо Христа, почти не различимое под копной длиннющих нечесаных волос, росших, как мне показалось, сразу отовсюду, близоруко пялилось на меня из темноты. А вот подружка была вроде бы недурна. Во всяком случае — без бороды.

— Слушай, корешок, не возражаешь, если мы тут с вами чуток потусуемся? На, глотни.

Он протянул мне бутылку, из которой я послушно отхлебнул.

— Вкусно. Что это такое?

— Лошадиная примочка. В конюшне нашли.

— Здорово. Похоже на яичный грог.

— Нет, это примочка. Необычный вкус, да? Вы из Армии спасения?

Я кинул вопросительный взгляд на Патрика.

— Как ты думаешь?

Патрик неуверенно пожал плечами.

— В Иерусалиме-то бывали? — поинтересовался хиппи. — Мы только сейчас оттуда. Ну дела, скажу вам. Полный умат.

— Хорошо там, да? — спросил Патрик, не будучи уверен, что правильно понял своего собеседника.

— Суперклево, кореш, — подтвердил хиппи. — Клевее не бывает. Мы с Бойди кайфовали целых две недели — накирялись и нашизились так, что старина Иисус едва в своей жестянке не перевернулся. До сих пор глючит.

— Бойди? — переспросил я.

Хиппи ткнул грязным пальцем с обкусанным ногтем в свою подружку, которая с отсутствующим видом пялилась на барбекю и одновременно старательно ласкала свою промежность через разодранные джинсы. Мне показалась, что девушка погружена в какой-то транс.

— С ней все в порядке? — спросил я.

— С ней-то? Еще бы! — хмыкнул хиппи. — Не видишь — она кончает. Это её сам старикан Чарли научил. Офигительный мужик. Настоящий гуру.

— Сам Чарли? — полюбопытствовал я.

— Чо — ты его знаешь?

— Знал я одного старика Чарли в Англии — маленький колченогий толстячок, который принимал ставки на бегах, пока не свалился с велосипеда и не сломал вторую ногу. Теперь дома штукатурит. Это навряд ли — он.

— Да, Чарли им всем навпендюривал, — продолжал, словно не слыша меня, хиппи. — Бойди прежде в жизни никогда не кончала, а он её только разок поводил, и — все! Абзац! Сечешь?

— Да, сурово, — вздохнул я.

— Тяжело, — согласился Патрик. — Но теперь у неё все нормально?

— Теперь она щелкает оргазмы, как орешки. Во — как раз кончает!

Мы уставились на девицу, замурзанная мордашка которой почти целиком скрывалась за спутанными волосами. Еще пристальнее глядя на раскаленную жаровню, она вдруг начала раскачиваться, одновременно вращая задом, как будто пыталась провертеть в песке дырку. В то же время девчонка как-то странно мычала, словно пчела во время родовых схваток. Не в силах сдержать любопытства, я спросил у лохматого:

— А что она на самом деле вытворяет?

— Ждет огня, — торжественно ответил тот.

Я повернулся к Патрику.

— Она, оказывается, ждет огня.