* * *Почему я люблю вот этиЗатворенные дворы…Там теперь не играют детиИ не точатся топоры.Не метет метель спозаранку,Не кружит на снегу трико,Не хрипит по утрам шарманка,И не пахнет прокисшим вином.Это было давно и недавно…Скрип саней, хрип коней,Серых стен полотно,А на них, как в японском театрике,Одинокие тени людей.Почему же мне так хорошоУпираться взглядом в стену?Может, время мое пришло?А сейчас моя память в плену?!Недовыстроенный витраж…Так похожий на пелену…Настоящее что, мираж?..Там я жил, умирал и страдал,Забираясь на свой этаж.
* * *Я плыву на пароходе —Пароходик — пароход…В Гибралтаровом проливеПерейду на тихий ход!И услышу эхо дятла,Чистый снег в ладонь возьму,Черность сосен, словно клятву,Тихим словом оборву.Снег падет, и ветка стынет,Дятел песню оборвет,Гибралтар меня покинет —Пароходик — пароход…Море, море, горе, грезыИ лазурь твоя краса.Память шепотом березыРазвевает паруса…То ли тучки пробегают,То ль березы вдаль бегут…Вечер синевою тает,И собаки тихо лают,Словно вечность берегут…
* * *Ночь весенняя лунная луннаяНикогоИ холодная тишинаА под арками семиструннымиШепотШепот и запах винаВот и черный заборИзвернулся змеейПритаился как ворКак туман над землейА напротивВ далеком домеНа решетчато-лунном балконеДевушка танцевалаВ красной как краскаБлузкеАх как ей узко узкоСловно в железнойМаскеЯ музыку смутно гадалТу что ее кружилаИ страшно и страшноЯ вдруг увидалНа плечиках блузка сушиласьИ ветер ее трепал.Зима. Монино. 1981 г.
* * *Помоги и спаси,О Господи.Сбереги и укрой,О Господи.Мягким снегом меня занеси, Господи.И глаза свои не закрой, Господи.Погляди на меня,О Господи.Вот я весь пред тобой,О Господи.Я живу не клянясь,О Господи.Подари мне покой,О Господи…Зима. Монино. 1981 г.Рассказы. Эссе
ЗАПИСКИ ИЗ ДНЕВНИКА КРЕТИНА
Утро.
Когда я просыпаюсь и сталкиваюсь со своим телом, я думаю о том, что я очень и очень худой.
Во сне старик сказал:
— Ах, сынок! Раньше!.. Раньше этот город был как симфония… А теперь… Так… Одна тональность осталась…
Мне снилось море…
С 31 на 32 XII.
Я кретин. И этим все сказано.
Утро.
Прошлое живет своей отдельной жизнью — словно дикий орешник.
Вечер.
Проснулся поздно. Стал умываться. Случайно взглянул на себя в зеркало. Долго с ненавистью тер лицо.
День.
Нас познакомили. Какие неприятные руки у этого человека.
День.
Думал ровно семьсот шагов. Думал о руках этого человека. Наверное, у Гидры были такие.
Я стоял в тамбуре центрального вокзала между прозрачными дверьми, подставив лицо и руки под струю горячего воздуха, со свистом бьющую из обогревателя.
На улице был солнечный морозный февраль.
Вокруг меня скользили люди. Я их не слышал из-за шума упругого воздуха, бьющего мне в лицо, и мне казалось, что я сижу в центре какого-то страшного огромного аквариума. Создавалось ощущение полного одиночества. Я и мир.
Так бывает, когда стоишь в августе ночью на берегу моря. Отчего-то хочется плакать. По щекам у меня текли слезы. Наверное, оттого, что я очень замерз, а струя была такая упругая и горячая.
Я вспомнил, как называется эта печка. Калорифер. Странное слово, похожее на человека в красном плаще с козлиной бородкой и крючковатым носом.
День.
Снег белый до черноты.
Вечер.
А потом я увидел себя со стороны.
Ночь с 31 на 32 XIII.