С прочими близкими людьми возрастного круга Олега его связывали, в основном, отношения случайных встреч. Специально он не искал контактов ни с кем. А «столкновения» в поездах, в ресторанах, на съемках, в других городах были, наверное, очень симпатичными и доставляли обеим сторонам немало удовольствия. Но повторяю: в жизни он был настолько ДРУГИМ по отношению к этим людям, что у них даже не возникало желания встретиться с ним и поговорить. Никогда этого не было. У них были совершенно свои жизни. При этом я не могу сказать, что они считали Олега выше себя в искусстве. Конечно нет! Каждый из них знал себе цену и понимал, что он хороший артист. Но все-таки Олег был многим непонятен, в частности, какой-то своей закрытостью. Но ведь очень многие актеры закрыты. Недавно, например, я узнала, что даже такой с виду контактный человек, как Александр Калягин, очень замкнут в своем доме. Впрочем, такие, казалось бы, противоречия не так уж редки в творческом мире. Взять, к примеру, Михаила Зощенко. Всегда при первом впечатлении от знакомства с его произведениями кажется: ах, какой веселый человек!!! Боже мой, какой это был грустный человек! И как грустна была его жизнь. А как он был одинок… Насколько я знаю, у него никогда не было настоящих друзей. Однажды он встречал Новый год в нашей семье, и мы всей компанией просто поражались: как человек может в себе все это совмещать? Имеет такое чувство юмора, столько смеха вызывает у людей, а сам насквозь грустен…
Ну а Олег? Ведь он мог нас смешить так, что мы падали от смеха на пол. Сколько в нем сидело желания смешить и быть комедийным актером! И эксцентриком… Эти мечты, пронесенные им через всю жизнь, так и не были реализованы…
Вот и все, что мне хотелось добавить от себя к «дискуссии» о том, были ли друзья у Олега Даля. Конечно, следует помнить о том, что я говорю о последних десяти годах жизни Олега и не сужу о днях, людях и событиях, имевших место до нашего с ним знакомства.
P. S. Что касается Миши Козакова, который после смерти Олега начал с записок о человеке, «другом которого ему хотелось бы себя считать», а десятилетием спустя закончил публичной формулировкой в прессе «мой друг Олег Даль», то он Олегу был просто не интересен. Не интересен своей суетностью, любовью собирать у себя людей с просьбой к честной компании в конце вечеринки расписаться на память на дверях. Нужны ли к этому какие-то комментарии?…
В домашнем быту Олег был абсолютно беспомощен. Если ему нужно было что-то привинтить, приколотить, то это была целая большая процедура. Но, когда к нам приходил электрик Николай Максимович, Олег всегда был его «ассистентом». Он очень любил наблюдать, как тот чинит проводку, вывертывает и ввертывает лампочки, как он все это делает, но сам совершенно не умел ничего такого делать.
Больше всего на свете он любил дома переставлять мебель. «Работал» как художник-декоратор. Переставлял, потом выходил из комнаты и быстро входил назад, чтобы посмотреть «свежим глазом», как будто только что пришел в новое помещение. Потом звал кого-нибудь — меня, Лизу: как я переставил? То диван стоял тут, то столик там — он к этому относился очень серьезно и находил во мне очень большого союзника, потому что Лиза относилась к этому с некоторым безразличием. А во мне он находил свою последовательницу. Всю жизнь я тоже очень любила заниматься перестановками, даже в двенадцатиметровой комнате умудряясь переставить мебель и находя в этом какое-то удовлетворение.
В один из дней на улице Новаторов на наши с Олегом головы обрушилась Лиза, которая пришла с улицы из магазина и… увидела следующее безобразие: мы с Олегом лежим на полу в их комнате и красим батарею. Лежим, потому что иначе красить было неудобно, и в моей комнате батарея уже покрашена, причем невыносимо пахнет краской, потому что мы мажем кистями по горячим трубам и радиаторам — это зима была. А у меня батарея такая: одна секция красная, другая — зеленая, третья — синяя и т. д. по всем цветам радуги — каждый кусочек в свой цвет. Лиза вошла в комнату и сказала:
— Что вы делаете???… Вы что, с ума сошли?!!
У нас с Олегом был очень виноватый вид, ибо мы, в общем, чувствовали, что делаем что-то не то, но уже поздно было — надо было доделывать! Как-то так не бросишь на полдороге… И мы докрасили уже без ажиотажа. Он смотрел на меня виноватыми глазами, и я ему отвечала виноватым взглядом, потому что ни он меня не остановил, ни я его. Вот так мы докрасили эту батарею… До кухни мы, по-моему, не дошли, и на этом наша деятельность закончилась.