Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Начитавшись путешественников – Пржевальского, Петра Козлова, Всеволода Роборовского, – Куваев думал стать географом. Ему объяснили: современный географ – не отважный путешественник, а кабинетный учёный. Тогда подросток решает пойти в геологи, полагая, что последние белые пятна планеты достанутся представителям именно этой профессии.

Отец высказывался в пользу физтеха, представляя жизнь геолога бесприютной и безалаберной («отчасти справедливо», – писал позже Куваев). К тому же у Олега обнаружились явные математические способности. Он даже подал было документы в физико-технический… но в итоге поступил в 1952 году в Московский геологоразведочный институт имени Серго Орджоникидзе (ныне РГГРУ – Российский государственный геологоразведочный университет) на геофизический факультет.

Радость от поступления в престижный столичный вуз была омрачена случившейся в том же году смертью матери (похоронена в Юме). В 1958 году, в начале геофизической карьеры Олега, умрёт и отец. Кем станет их сын, родителям узнать, увы, не пришлось.

Тянь-Шань и Амур

Приходящей в себя после великой войны стране были нужны поисковики, горные инженеры, геофизики… Геологи создавали новые индустриальные районы, города, дороги. Позже Куваев сформулирует устами своего героя Жоры Апрятина: «Там, где купец останавливался на ночлег, выросли торговые города древности. По нашим следам также растут города… Наше золото будет загружать пароходы. Из этих стен, из этой тундры мы будем гнать корабли, железнодорожные составы через страну».

Геология считалась профессией почётной и даже модной, конкурс был высоким. Но вятский паренёк (вспоминается известный сюжет о поступлении Шукшина во ВГИК) умудрился сдать на пятёрки все шесть вступительных экзаменов. Потом говорил другу: «Знал бы ты, Вовка, как мне достался первый год! Вятский валенок, а кругом почти все лощёные столичные ферты…»

Скоро «карикатурный Ломоносов в пиджачке х/б и кирзовых сапогах» с глухого лесного разъезда стал в вузе одним из лучших студентов и спортсменов (впоследствии горнолыжный клуб МГРИ-РГГРУ назовут именем Куваева). К геологии он готовил себя не только за учебниками: фанатично занимался спортом, прежде всего лыжным, и экстремальным закаливанием, заключавшимся, например, в регулярном «тренировочном» вкушении мороженой рыбы и мяса (вновь привет поморским робинзонам!), а также в ночёвках в спальном мешке, расстеленном прямо на полу комнаты студенческого общежития (сестра даже прозвала его «Рахметовым»). Куваев потом вспоминал: «Ни о какой литературной деятельности я в ту пору не думал. Готовился стать правоверным геологоразведчиком и, кроме спорта и учёбы, ничего не хотел признавать. Правда, „книжные интересы“ несколько расширились, я стал собирать книги по Северу, и появился новый кумир – Нансен». Ходил в студенческом «горном» мундире с бронзовыми погончиками и молоточками в петлицах.

После третьего курса, летом 1955 года, Куваев попал на производственную практику на Тянь-Шань – коллектором (то есть выколачивателем образцов, а не долгов, как может решить современный читатель) в геологическую партию, работавшую на Таласском хребте, в самых «пржевальских» местах. Начальник партии нашёл Олегу подходящее амплуа: снабжать партию дичью, разыскивать пропавших лошадей, водить вьючные караваны при перебазировке. «По нескольку суток пропадал с киргизами на горных охотах, а однажды вдвоём с проводником мы три недели искали пропавших лошадей, объездили всю Киргизию и нашли лошадей в десяти километрах от базы», – вспоминал Куваев. Тянь-Шань его очаровал: «Жёлтые холмы предгорий, равнинная степь, тишина высокогорных ледников. Кроме того, я прямо сжился с лошадьми и, ей-богу, ощутил в себе кровинку монгольского происхождения. Поклялся, что после института вернусь сюда» (про «татаро-монгольские» корни Куваев в шутку упоминал и позже, хотя в анкетных данных значился русским; писатель Альберт Мифтахутдинов, однако, утверждал: Олег, покопавшись в своей родословной, выяснил, что в нём действительно есть и татарская кровь).

Летом 1956 года – снова практика, на этот раз в Амурской области: «Это был старый золотоносный район, с почти выработанными рудниками, освоенный и заселённый…» (район Большого Невера, Соловьёвска, Сковородино). Интересно, что в 1928 году в этих самых местах, на прииске Майском, работал старателем поэт Павел Васильев, вскоре выпустивший сборники очерков «В золотой разведке» и «Люди в тайге»; в них можно услышать интонационные параллели с куваевской «Территорией». Вот что говорит один из васильевских старателей: «Добыть презренный металл для Республики – это дело может вдохновить. Вы думаете, у меня „золотая лихорадка“, тяга к экзотике, что ли? Нет, батенька мой, отмороженные уши – плохая экзотика. Мне сказали: „найти золото!“ – и я его найду во что бы то ни стало, хотя бы пришлось сдохнуть». В 1930-х о золотодобыче в этих местах также писал Сергей Диковский, в 1980-х – Владислав Лецик.