Читаем Олег Меньшиков полностью

В предстоящем, предпоследнем акте трагедии, которым Митя намеревается режиссировать в полную силу, ему нужна короткая передышка. С сантиментами покончено. Губы истончаются. Злая усмешка вспыхивает в темных, сузившихся в предвкушении разговора с Котовым, торжествующих глазах. Так бывает, когда человек предельно сосредоточен на одной задаче, ни на миллиметр не отступая в сторону. Все остальное - прочь. В душе снова резко повернулось колесо Митя наконец занят настоящим делом. Но до того, до главной встречи, будет еще одна проба.

В "Утомленных солнцем" Олег Меньшиков снова встретился со своим любимым партнером и другом по жизни Владимиром Ильиным, играющим Кирика. Кирик - самое, должно быть, жалкое и нелепое создание в доме Головиных, отчасти свою ничтожность и униженность сознающий, отвечающий на это мелочной злобой, а в целом равнодушием любителя горячительных напитков и дам постбальзаковского возраста, тех, кто не слишком разборчив в выборе партнера. На остальное Кирик давно плюет. Как и на то, что стал приживалом у Головиных и Котова.

Когда-то его, маленького Кирилла Георгиевича (как аристократически звучит полное его имя!), качал на коленях великий князь... Когда-то его матушка Елена Михайловна была знаменитой оперной дивой... Теперь они существуют из милости, приютившиеся у старой подруги Елены Михайловны, Марусиной бабушки. К тому же Кирик - давний любовник матери Маруси, что в доме факт общеизвестный, но вслух о подобном в благородных семьях говорить не принято. Кирик ленив, небрежен к себе и другим, с завистью и скрытой нелюбовью относится к красному командиру Котову, который, по мнению Кирика, иного не заслуживает. В принципе же никакие страсти и волнения не отягощают его дни. Приезду Мити он даже рад - какое-то оживление в доме, какие-то новости. Да еще по такому случаю можно пошарить в буфете и в очередной раз подзаправиться спиртным, пока никто не видит... Вот и весь Кирик, сыгранный Ильиным с обаятельным недоумением по отношению к герою.

С присущей ему точностью Михалков обычно вписывает каждое действующее лицо в обстановку, резонирующую так или иначе его душевному состоянию, открывающую еще какие-то нюансы в его отношениях с другими персонажами.

После изрядно встряхнувшей хозяев дома Митиной сказки приходит относительное затишье. Все разбрелись по своим углам. Поскольку своего угла здесь у Мити больше нет, он устраивается в буфетной - так когда-то назывались маленькие комнаты близ столовой. Митя сидит на диване, перебирает струны гитары. Рядом, за столом, напевая, рисует Надя. А на стенах - вновь фотографии той, прежней, жизни, которая "однажды кончилась". Так Дмитрий Андреевич завершает свой последний маршрут в былое, попутно холодно отсекая все, что сейчас ему необходимо навсегда отсечь от себя. Мусю, мальчика Митюля, их первую ночь. Память о прекрасном молодом теле любимой. Надежды, которые он, Митюль, когда-то подавал, имея на то все основания. И еще презрение к агенту НКВД под кодовым именем Пианист. С сантиментами, вернее остатками иллюзий, окончательно завершено.

Митя будто осунулся, похудел, стал заметно старше за какие-то полчаса. Глаза почти равнодушно скользят по фотографиям - а было ли все это вообще? Может быть, единственная реальность "поезда с гусями", этот тотальный абсурд, из которого никогда не выбраться ни Мите, ни остальным здесь?

Надя рассказывает гостю о традиционной послеобеденной воскресной игре в футбол, которой ее революционно настроенный папочка заменил буржуазные крокет и теннис, увлекавшие Головиных. "Папа твой мо-ло-дец",- произносит Митя, с силой выговаривая по слогам последнее слово. Каждый слог пригвождает товарища Котова к близкой расстрельной стене. Хватит глупой возни... А девочка тащит Митю к двери, где остались отметки и даты роста Митюля и Муси, дальше - уже самой Нади. Сохранились - "не стертые ластиком". Митя водит карандашом по двери, потом примеривается и пишет дату нынешнего дня. Дату своей смерти, возможно, всего этого дома. Его больше ничто не волнует. Он - как солдат, который почти без мыслей и страданий готовится к бою, зная, что ему не выжить. Оружие вычищено, приведено в готовность. Пули в барабане револьвера. Остальное - позади. О нем ни боли, ни сожаления.

Тут и возникает Кирик. Буквально сваливается откуда-то на голову, запыхавшийся, всклокоченный. Возможно, после приятного интимного общения с аспиранткой Всеволода Константиновича Любой (Любовь Руднева), возможно, утешал любовью Ольгу Николаевну... Теперь хорошо бы достать заветную бутылочку... Митя ему не помеха, Митя - свой. Заодно любопытный Кирик хочет порасспросить старого знакомого о житье-бытье...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное