Читаем Олег Меньшиков полностью

Здесь, на крохотном кусочке земли, Артеньев в полной мере осознает свое место в раздавленном кровавым кошмаром мире. Проблема сугубо нравственная - чувство долга перед родиной, перед Россией - существует для него по-прежнему независимо от политической борьбы... На Моонзунде перед Артеньевым возникает альтернатива. Уйти от матросов, во главе которых его старый знакомец, сослуживец Семенчук,- означает стать на сторону врага, объединиться с немцами, предать отечество. Этого Артеньев никогда не сделает. Но он как, быть может, никто другой из защитников пролива понимает, что они все погибнут. Он к этому готов... Готов еще и потому, что вкус к будущему у него во многом потерян. Даже в случае очень маловероятной победы его ждет невеселая участь. Артеньев не даст поглотить себя нарождающемуся диктату большевиков, сметающему все дорогое сердцу русского офицера, все устои, традиции, отношения, на которых стояла Россия. Артеньев прекрасно это понимает, что умаляет в нем страх смерти, естественный для каждого человека.

Мужественное прозрение заставляет его собраться, стать проще, сделать маленький шаг к сотоварищам. Он становится старше, увереннее, спокойнее. У него есть цель. Меньшиков акцентирует спокойствие, ощущение собственной силы и собственной необходимости, которое уже почти терял раньше. Он подчиняется самому себе - твердому, убежденному, что все идет так, как должно идти.

Немцы - от их лица к Артеньеву обращается его бывший сослуживец, перешедший на службу к своим соплеменникам,- предлагают Сергею жизнь в обмен на его уход от матросов. Немцы понимают, что матросами командует талантливый офицер, им надо любым способом увести его оттуда. Сослуживец, интеллигентный, очень спокойный, рассудительный человек, мягко, терпеливо поясняет Артеньеву, что шаг к немцам абсолютно закономерен, он уходит к своим, он следует долгу офицера царской армии, дворянина, который не должен разделить участь бушующей черни. Возможно, в его доводах есть свой резон, своя правда. Но не для Артеньева. Такая цена не для него: он останется с русскими матросами. Однако Меньшиков не сводит финал истории Сергея Артеньева к газетной прописи или примитивной цельности конформиста-патриота. Отказ от союза с немцами естествен. Согласиться смириться с последующим саморазрушением, первая сдача позиций повлечет за собой дальнейшие, тут уже не остановиться. В конце концов погибнет его "я" - то, что дороже всего для Артеньева. Это идет уже от актера. Меньшиков дополняет роль близкой ему гранью; человек, упорствующий в праве оставаться самим собой, что бы ни грозило ему. Оставаться плохим, хорошим, растерянным, сильным, дерзким, застенчивым, стыдливым - всяким. Но самим собой...

Картина завершается стоп-кадром. Немцы взяли Артеньева в плен и уводят от матросов. Они стоят у стены форта, сейчас их расстреляют... Артеньев оборачивается - еще минута, и раздадутся выстрелы, упадут его недавние товарищи, батарейцы, его бойцы, которые вместе с ним насмерть бились на берегу мыса Церель. Поворот головы - прощание Артеньева. Поворот головы точное выражение состояния человека, в последний раз видящего лица тех, с кем он успел как-то сродниться. Он - с ними. Он знает теперь цену жизни и смерти в полной мере. Он видит глубину бездны и готов ступать дальше, за ее край...

С повелительной энергией и властным напором Олег Меньшиков преобразует скудную прозу Валентина Пикуля. В его решении судьба Сергея Артеньева пронизана мольбой о неутрате веры и в самых тягостных испытаниях. Прежде всего веры в собственное достоинство, с которым человек может пройти свой путь до последнего часа. Ролью Артеньева Меньшиков создавал для себя емкую перспективу. "И теперь для меня не так важны политические программы и стороны, сколько человеческая личность",- писал Максимилиан Волошин21. Цитата может служить точным эпиграфом к тому, что сыграл в "Моонзунде" и будет играть в ближайшее десятилетие Олег Меньшиков. Отчасти прологом к Андрею Толстому из "Сибирского цирюльника".

1988 - 1989 годы - время создания и выхода на экран "Моонзунда" - для России все еще годы веры в то, что крушение советской системы, социализма (если он вообще существовал!), реформы, крутая ломка прошлого принесут стране благо. Политика еще активно властвует над умами и сердцами наших соотечественников, не ведающих, что политические игры, необузданное тщеславие, корысть и вседозволенность в верхах уже ввергают Россию в трагические перипетии. Что войну в Афганистане сменит еще более страшное побоище в Чечне, которое мы проиграем. Что люди скоро устанут, изверятся, а добывание новых истин многих может привести к мысли, с которой Сергей Артеньев уходил в свой, может быть, последний путь: мы все живем в час затмения, не ведая, как, чем обернется завтрашний день, а потому оставайтесь собой, такими, как Господь задумал вас... не дайте жизни надломить себя, свою божественную суть. Суть - это ваш компас.

ЛУННЫЙ МАЛЬЧИК В ПОГОНЕ

ЗА УСКОЛЬЗАЮЩИМ НЕВОЗМОЖНЫМ...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное