Олег Меньшиков

Перетекание, перевоплощение героев Феклистова из одного в другого соответствуют стремительной смене настроений-воспоминаний Нижинского. Они как будто хаотичны - внешне иными и быть не могут: взволнованная память, помноженная на пылкое воображение, выстраивает свою неповторимую цепочку.

С малых лет жизнь Вацлава окрашена драматическими событиями. Его отец Томаш (или Фома - по-русски) Нижинский - хронический алкоголик. Брат Станислав теряет рассудок и умирает в сумасшедшем доме. В семье царит жестокая бедность. Первые годы в балетной школе оказались болезненными по восприятию для странного, диковатого мальчика Вацлава. Все это вошло в память его. Вместе с тем не разрушило хрустальную башню гения, которую больной танцовщик возводит в воспоминаниях-фантазиях. Таким образом он спасается от ожесточения, что, кстати, нередко раздражает его собеседников. В первом действии рубеж, водораздел между ними и героем в том еще, что персонажи Феклистова во многом из реальности, не стыкующейся с "землей" Вацлава. Иногда его выходки кажутся, на первый взгляд, капризами избалованной славой звезды - такова реакция Василия, лакея, тупого, жестокого, неразмышляющего и к размышлению абсолютно не способного существа. Иногда эти выходки - неожиданное проявление воли в Божьем создании, казавшемся только что тихим, покорным; так произойдет с князем, полагавшим, что мальчик-любовник будет прикован к нему надолго, настолько, как пожелает его сиятельство. А иногда все будет освещено негромкой иронией: какой мужчина не побывал в борделе хотя бы раз в жизни?..

Сложнее складываются отношения с Дягилевым. Понятно, что опора пьесы дневник Нижинского, и особенно его письмо к "злому гению". Это заметно повлияло на то, каким предстал дуэт Нижинский - Дягилев в "N". Разумеется, можно было бы упрекнуть и Алексея Бурыкина, и создателей спектакля в некой прямолинейности. Дягилев объективно сыграл огромную роль в судьбе Нижинского, его опека - творческая - безусловно оказалась во многом подобной руке Родена, отсекавшего из мраморной глыбы "все лишнее", чтобы изваять совершенство. Конечно, была и темная сторона в их близости, что по сей день старательно муссируется многими, от биографов Нижинского до любителей выставлять на свет грязное белье великих, к примеру, Дягилева и его протеже.

Разрыв создателя "парижских сезонов", потрясающего менеджера, наделенного великим чутьем, вкусом, деловыми способностями, и хрупкого "бога танца" рано или поздно должен был случиться. Наверное, греховная связь с Дягилевым, мужеложство терзали Нижинского, человека верующего, увлеченного толстовскими идеями, чистого духом. Встреча с Ромолой Пульски ускорила его уход от Дягилева. Активность молодой балерины, фанатически влюбленной в Нижинского, отправившейся вслед за ним на пароходе на гастроли в Латинскую Америку, их короткое общение во время путешествия и скоропалительный брак по инициативе Вацлава отдалили, увели Нижинского от его крестного отца в искусстве. Ромола, естественно, ненавидела Сергея Павловича всеми фибрами души. Ненавидела и боялась.

Но, как ни говори, Дягилев остался в мире Нижинского, иначе быть не могло: слишком серьезна была их общая жизнь в искусстве и слишком недостойна в плане личном. С одной стороны, с Дягилевым больной Нижинский связывал и былые триумфы, и мечту о возвращении на сцену, эта мечта никогда не оставляла его, пока окончательно не затуманился разум. Пока он не забыл собственное свое имя. Была и ненависть-ревность к Леониду Мясину, заменившему его в труппе и в личной жизни Сергея Павловича.

Все это в какой-то мере самостоятельная трагическая история, со сложнейшими психологическими нюансами, событийными моментами и своей драматической структурой. Она не вписывалась в спектакль "N", каким он был задуман и осуществлен.

Между прочим, письмо Нижинского не исключает версии постановки "БОГИСа". Письмо это - все из колебаний, переменчивых оценок личности Дягилева, называемого и "существом хитрым", и "лицемером", и "мертвецом", чья смерть просматривается во всех его начинаниях, и "злейшим врагом" - до странного признания в любви "как к человеческому существу". И все же в строках письма, в описании, очень подробном, его собственной прогулки по Сен-Морицу, поразившей Нижинского, где он жил с Ромолой и дочкой, встреч в этом городе, присутствует не изжившая себя до конца близость учителя и ученика. Никому не писал Нижинский подобных писем-признаний с затаенным, но проступающим желанием вернуться, просьбой "помочь разобраться в том, что происходит".