Олег Стриженов и Лионелла Пырьева. Исповедь

На премьере в Доме кино, куда допускалась только избранная публика, нас, работавших над картиной, разместили на втором этаже балкона, в ложе почетных гостей. Не дождавшись конца фильма, я вышел в верхнее фойе и долго сидел в одиночестве. Уже кончился фильм, даже притушили свет. Вдруг появляется Файнциммер: «Пошли, Габрилович зовет к себе, отметим премьеру». Мы стали спускаться вниз по белой мраморной лестнице. Я думал, что все уже разошлись, и вдруг… Я даже рот раскрыл от растерянности: полное фойе людей, никто не расходится, как обычно. Раздались оглушительные аплодисменты. Всюду известные лица – мастера кино, другие знаменитости. Подошел поздравить Александр Николаевич Вертинский, подходили и другие почтенные люди, которых я раньше мечтал увидеть хоть издали одним глазком. Я понял, что это – успех!

Всенародная известность иногда приходит в один день – когда фильм появляется на экранах страны.

Мое лицо стало мелькать на афишах и рекламных щитах. И наконец «Овод» пошел в кинотеатрах. Фильм настолько понравился зрителям, что устраивались дополнительные сеансы: один – ранним утром, другие – поздним вечером.

Люди писали, что смотрели картину по пятнадцать-двадцать раз и каждый кадр выучили наизусть.

Запомнилось на всю жизнь одно давнее, смешное и трогательное письмо. Его прислал солдат. Ему, судя по всему, было около двадцати лет, а мне тогда – двадцать пять. Он подробно рассказал, что не знал ни отца, ни матери, всю жизнь воспитывался в детдоме и считался жутким хулиганом. Когда оказался в армии, стал нерадивым солдатом, не вылезал из внеочередных нарядов. Хромала и военная, и политическая, и физическая подготовка. «Но, просмотрев «Овода», – пишет он, – я счел вас за родного отца. Извините за то, что дальше я вас буду называть отцом… Так вот. Дорогой отец! Разрешите доложить, что после просмотра «Овода» я стал отличником боевой и политической подготовки, примерным солдатом…» Хохотал я до слез, несмотря на искренность и задушевность письма, ведь мы с автором были почти ровесниками, и я не представлял себя в роли отца столь великовозрастного сына.

Теперь в свой любимый «Ударник» я уже не забегал украдкой, пряча портфель под лестницей, а подъезжал к нему на машине, и не сидел на задних рядах или балконе, впиваясь глазами в экран, а стоял на сцене спиной к экрану, рассказывая зрителям о своей работе в кинематографе.

Бокс в кинофильме «Мексиканец». Денни Уорд – заслуженный мастер спорта СССР, чемпион СССР Геннадий Степанов; рефери на ринге – заслуженный артист РСФСР Леонид Клинт («Петька» из к/ф «Чапаев»)

Спасало от поклонников, что без грима я имел мало сходства со своим героем и на улице меня редко узнавали. В отличие от Артура я теперь был коротко подстрижен, волосы для «Мексиканца» начернили до синевы, и в своем простеньком советском костюмчике я выглядел как обычный русский парень, а отнюдь не итальянский студент Артур и тем более Ривера или Овод.

Да и время шляться по улицам и демонстрировать свой профиль неоткуда было взять – предстояло играть боксера, играть без дублера, играть с таким партнером, как заслуженный мастер спорта Геннадий Степанов, – чемпион страны. А бокс – это не игра. На ринге работают.

Я ходил на тренировки к Виктору Павловичу Михайлову, тренировавшему в то время сборную СССР по боксу. Когда его попросили, чтобы он со мной позанимался, он сначала стал отказываться: «Нет времени, у меня сборная». Потом все же согласился: «Пусть Олег приезжает к нам, тут его ребята потаскают по рингу».

И я стал пропадать на тренировках вместе с лучшими боксерами страны. Более того, в одном из павильонов для озвучания фильмов поставили настоящий ринг и, если недосуг было ехать в сборную, на «Мосфильм» приезжал Геннадий Степанов, и мы о ним репетировали наш поединок. Нужно было отработать рисунок боя, а мне, кроме того, научиться профессиональным ударам и защите. Главное – научитъся двигаться по рингу, ведь за тобой будет ехать на съемках камера, и ты должен будешь суметь изобразить перед ней весь ритм боя. Так что пожинать лавры славы «Овода» оказалось некогда.

Еще я посещал Театр киноактера, где прекраснейшая женщина (балетмейстер) Елена Менес обучала меня танцам. Она до этого на съемках фильма «Молодая гвардия» научила Глеба Романова танцевать, после чего он стал популярен, в первую очередь, как эстрадный артист. Менес сделала ему целую танцевальную программу. К тому же он хорошо пел. Популярен был невероятно.

Мы с Татьяной Самойловой – «Мексиканец» стал ее первой ролью в кино – должны были в фильме исполнять мексиканский танец. Больше месяца изо дня в день приходили к Менес, чтобы в совершенстве овладеть непривычным видом искусства. Если, конечно, танец можно назвать видом искусства. Многие причисляют его к спорту. Что, конечно же, абсурдно.

Тренировки, репетиции и съемки в павильоне длились до конца мая пятьдесят пятого года, когда настала пора уезжать в Одессу. Одесские переулки должны были стать городскими кварталами Мехико.