Олег Стриженов и Лионелла Пырьева. Исповедь

Другой бы клоун в те времена строгой партийной дисциплины отказался от нашей авантюры, оправдываясь, что нельзя самовольничать перед публикой – это грозит в лучшем случае выговором от дирекции. Но не такой человек был Енгибаров – он с радостью воспринял мою идею.

– Только ты свою администрацию уговори, чтобы нашу киногруппу пустили в ложу, – попросил я. – Пусть для них наше выступление будет сюрпризом.

Договорились. Лёня даже согласился, чтобы я во время репризы импровизировал.

Вечером приходим в цирк. Мы все трое высокие, еле-еле натянули униформу – пуговицы не застегиваются, рукава чуть-чуть прикрывают локти, а штаны коленки. Клоуны хоть куда!

Причесали нас на один манер – челки на лоб, так что узнать издали невозможно. Первым «козлом» встал Авдюшко. Лёня перепрыгнул через него. Вторым – Кулик. Опять удачный прыжок, веселые ужимки, реплики в зал. Третьим встал настоящий униформист. Барабанная дробь – и удачный прыжок через всех. Наконец встаю я. Только все в одну сторону головой повернулись, а я в противоположную. Лёня по-хозяйски обходит своих «козлов». Заглядывает в лицо первого, второго, третьего… Пытается заглянуть в лицо четвертого и ничего не может понять – вместо лица видит, простите, задницу. Он обходит меня кругом, чтобы все-таки заглянуть в лицо, но я одновременно с ним разворачиваюсь, и он опять может лицезреть мало похожий на лицо участок тела. И тут я решил сымпровизировать: встал на колени и пополз по тоннелю под тремя другими «козлами».

Авдюшко увидел меня под собой и своим низким голосом, думая, что говорит тихо, стал браниться:

– Ты что делаешь? Куда ты ползешь? Этого же нет по сценарию. Мы же специально за обедом даже по рюмке не выпили, чтобы Лёне номер не испортить…

– Вить, ты потише, – своим высоким фальцетом замечает Кулик, – а то тебя в первом ряду могут услышать.

– Да какой там в первом, – раздается веселый голос из зала, – в шестом все слышно.

Я дополз до конца, Лёня за мной следом. Встаю теперь как положено в ряд с другими «козлами». Лёня разбежался под барабанную дробь, оседлал меня и под оглушительный хохот зрителей умчался за кулисы. За нами убежали и остальные.

Оглушительные аплодисменты. Енгибаров выбегает на арену в своей знаменитой майке с лямкой через одно плечо, зовет и нас поклониться публике.

– Мне сейчас подыгрывали… – объявляет Лёня в микрофон.

– Заслуженный артист республики Олег Стриженов!

Я смахнул челку рукой назад и поклонился (сделал «цирковой комплимент» – так это называется в цирке). Шквал аплодисментов, выкрики: «Браво»!

– Заслуженный артист республики Виктор Авдюшко и артист кино – Валентин Кулик!

Ребята тоже кланяются. Аплодисменты не смолкают!

Прыжок Леонида Енгибарова

Вся наша киногруппа во главе с Поженяном, сидя в ложе, пооткрывала рты от удивления и попадала со своих мест. Никак не могли понять, как это вдруг мы в чужом городе стали циркачами. А дело все в прекрасном человеке – Леониде Енгибарове, который любил друзей и любил веселить публику. И всегда казалось, что ему все по плечу, что ему – все легко, что ему – ничего не страшно… Кстати, это Лёня прозвал мою Лину «копна» (от ее девичьей фамилии Скирда).

Однажды, когда я вернулся в Москву из очередной экспедиции в семьдесят втором году, раздался звонок Юры Белова, работавшего режиссером у Енгибарова в коллективе.

– Олег Александрович, приготовьтесь…

– Что случилось?

– Лёня умер.

Вскакиваю в машину, мчусь на квартиру к Енгибарову в Марьину Рощу, где он жил в деревянной бревенчатой двухэтажке с мамой. Застаю Лёню еще теплого, лежащего на диване. Над его головой висит мой портрет в роли Треплева из «Чайки». Он умер, а казалось, что спит. Остановилось сердце. Лёня писал, что любил больше других великолепную четверку – меня, Васю Шукшина, Юру Белова и Ролика Быкова. Он умер в тридцать семь лет, хоть был боксером и акробатом, энергичным и работоспособным актером и спортсменом. Он выкладывался до конца, потешая публику, не только в массовых зрелищах, но даже в застольях, как будто находился не в компании полупьяных людей, а на пражском фестивале мимов, где он получил Первый приз «Гран-при» и был назван «лучшим мимом Европы».

– Лёня, зачем ты себя сжигаешь? – спрашиваю. – Все равно главное внимание обращают не на тебя, а на водку с закуской.

– А я не могу по-другому. Мне даже наплевать на окружение, я сам себя проверяю. Считай – репетирую…

Мы с Роланом Быковым ходили в Моссовет выбивать для Енгибарова место на кладбище. Похоронили на Ваганькове, если встать лицом к входу в храм, то слева, в нескольких десятках метров от церкви. Потом армяне поставили ему памятник: Енгибаров под рваным зонтом (из его этюда) «Игра с зонтиками».

Но я отвлекся и заглянул вперед. А пока был Киев – киностудия им. Довженко, фильм «В мертвой петле»…