Олег Табаков. Либеральный русский театр

Совершенно было непонятно, когда в такой скандал превратили разделение театра. Всё делалось во благо именно театра и людей, которые в нем работали. Это было неизбежно. Труппа слишком разрослась, стало невозможно нормально работать. Я до сих пор уверен, что сделал правильный шаг. Если уж на то пошло, ну не увольнять же половину труппы, правда ведь? Пускай пробуют сами, обретут свой опыт, сделают театр по своему пониманию…»

Обратим внимание на следующие слова Ефремова: «труппа так разрослась, что по именам не все друг друга знают». Но это неправда. Согласно документу от 1 января 1987 года (протокол собрания), в труппе МХАТа трудилось 150 актеров и актрис, что было всего на… 2 человека больше, чем в момент прихода Ефремова в МХАТ.

В. Шиловский: «Если быть честным до конца, то Олег Николаевич вполне мог создать новый театр в другом месте. Но звание, зарплата и положение придворного театра не позволяли Ефремову сменить географические координаты. Тем более что вокруг Олега Николаевича постоянно раздавались восторженные стоны критиков. Каждый его спектакль, несмотря на провалы перед зрителем, считался новой яркой победой советского искусства. И этому очень способствовал Анатолий Миронович Смелянский (этакий комиссар при главковерхе. — Ф.Р.).

Подготовка к этому шла, как я понимал, давно. Оговаривались разные варианты деятельности, поэтому театр трясло от реорганизаций. Но все реорганизации были направлены только на одно — физическое уничтожение представителей настоящего МХАТа. Шанс выжить имели лишь те, кого пригласил лично Ефремов, и те, кто его устраивал.

На одном из заседаний Александр Гельман (драматург. — Ф.Р.) взял лист бумаги и сказал:

— Чего вы так боитесь? Раздел МХАТа! Раздел МХАТа! — Гельман разорвал бумажку пополам. — Ну вот вам и два МХАТа…

Однажды меня вызвал Ефремов… Он был слегка выпивши.

— Малыш, — обратился он ко мне, — что мы все вокруг да около. Реорганизация… Все нервничают. Давай развяжем этот узел. Давай разделимся. Я возьму себе своих артистов — ты возьмешь себе остальных…

По белому лицу Анурова (директор МХАТа. — Ф.Р.) я понял, что это серьезно. Пауза затянулась, и Ефремов растерялся:

— Ну, что ты молчишь?

В моей голове проносились какие-то странные мысли… С трудом я взял себя в руки.

— Я Родиной не торгую, — сказал я сквозь зубы. — Я знаю, что проиграю, но нервов попорчу вам много.

И вышел из кабинета…»

В. Давыдов: «В разгар споров было партсобрание творческого цеха. Я не был на нем, но утром 21 ноября 1986 года мне позвонила С. С. Пилявская (она тоже не была: болеет, давление поднялось, лежит) и рассказала о вчерашнем партсобрании, а ей рассказала жена Мариса Лиепы, а той — Юрий Леонидов… Собрание было весьма бурным, выступили Степанова, Калиновская, Леонидов… Итоги голосования таковы: 12 — "за" разделение, а 30 — "против". Но сказали: "Это еще не все, завтра будет общее собрание всей труппы, там будет молодежь, а она вся за разделение…" Результат голосования на собрании труппы: 50 — "за" и 158 "против" (в это число вошли и работники технических цехов — гримеры, осветители, декораторы и т. д. — Ф.Р.).

Затем вновь состоялось бурное собрание, на этот раз в присутствии министра культуры РСФСР ЕЛ. Зайцева. И только когда было официально заявлено, что вместо филиала будет передан при разделении театр на Тверском бульваре, казалось, страсти улеглись… Но по какому принципу и кто мог решать судьбу актеров, не поговорив с каждым из них?..»

Т. Доронина: «Ефремов и меня звал с собой. Со мной первой он говорил о разделе, называл, кого он хочет взять с собой, а кого — оставить. Я спросила: "Куда денутся хорошие артисты, которые с нами учились в Школе-студии МХАТ, параллельно или чуть ранее?" Ответ поразил меня. Он сказал, что ему все равно, где они будут — в каком-нибудь подвале или в клубе "Каучук", например…

За исключением 15 человек, которые и мхатовцами-то не были, а пришли в театр со стороны, весь коллектив МХАТ стоял за единство. И это единство разделять нельзя было. Так же, как нельзя было разделять нашу страну. Но нашлись люди и в театре, и в государстве, которые воспользовались нашим непротивлением, нашим христианским смирением — и получили свои дивиденды. Был запланированный раскол театра, так же как был запланированный, срежиссированный развал страны. Где сейчас тот никому не ведомый министр культуры СССР Захаров, который и подписал приказ о разделе МХАТ? Совершил преступление и исчез. Канул неизвестно куда. А пресса внушала, что наша маленькая планета МХАТ была обречена на развал. Но почему? Как могут быть обречены талантливые актеры? Профессионалы, желающие работать? Анастасия Георгиевская? Светлана Коркошко? Очень сложно было нас уничтожить. Это и приводило в раж тех разрушителей, которые хотели смести нас. Их откровенный, циничный раж при нашем уничтожении просто поражал… Поэтому версия, что театр раскололся на две части, — это явная ложь тех, кто искусственно разделил единый театр, а сегодня не хочет брать на себя ответственность за это преступление перед русской культурой…»