Читаем Олег Табаков. Либеральный русский театр полностью

1988 — «Дыра» А. Галин (Пурер);

1990 — «Обыкновенная история». Виктор Розов по Ивану Гончарову; «Матросская тишина» А. Галич.

Как мы помним, последнюю пьесу собирался ставить «Современник» еще в конце 50-х, но педалирование еврейской темы тогда не одобрили на самом верху. Зато в горбачевскую перестройку это уже не просто не возбранялось, а всячески поощрялось. Чуть позже даже фильм-спектакль снимут по «Матросской тишине» (1997) с учеником Табакова Владимиром Машковым (он пришел в «Табакерку» в 1990 году) в роли Абрама Шварца.

Из этих постановок самой любимой для Табакова была «Крыша». Почему? Вот как он сам отвечает на этот вопрос:

«"Крыша" Александра Галина — моя любимая работа. Любимая настолько, что я делал ее неоднократно и в Америке, и в Германии. Она — о страшном удушье "застойных" лет, когда между "нами" и "ними" существовал железный занавес, приоткрывавшийся лишь затем, чтобы выпустить человека по израильской визе, выплюнуть кого-то в открытое "космическое пространство" далей Европы в качестве диссидента или в крайнем случае чтобы обменять своих диссидентов на иных "данников" Комитета госбезопасности… Иных вариантов преодоления этой преграды для советских людей не существовало.

Александр Галин, в недавнем прошлом актер из Курска, стремительно взошедший на русский театральный небосклон пьесой "Ретро" стал настоящим другом нашего подвала. Он оказался преданным театру человеком…»

<p>Часть вторая</p><p>Поиски без радости</p><p>На обломках Империи</p>

С января 1992 года начался новый отсчет в истории нашей страны — постсоветский. Его наступление Олег Табаков встретил без какого-либо страха перед будущим. Поэтому и развал СССР он воспринял без особой трагедии, поскольку не любил советскую систему и устал жить двойной жизнью. Как объяснит он сам чуть позже:

«Рак совести — болезнь, поразившая общество после войны. Когда вдруг заткнули глотку людям, вкусившим настоящую свободу. Выигравший войну, заслуживший право на счастье народ взамен этого опять получил тюрьмы, ссылки и лагеря. А к пятидесятым годам все это стало усугубляться — возникли "космополитизм", "дело врачей" некие антисемитские акции, убийство Михоэлса. Наступила полная поляризация общества. Анна Ахматова говорила в середине пятидесятых: "Вот когда они вернутся, то встретятся две России — Россия, которая сидела, и Россия, которая сажала". Шлейф ошибок тянулся за тем, кто не хотел жить общей жизнью, что было закономерно для структуры, исследованной у Евгения Замятина в антиутопии 1924 года "Мы" когда всё — от того, с кем ты спишь, до того, что выносишь с работы — было ведомо Старшему брату, отслеживающему нашу жизнь. Примерно о том же было и в романе Джорджа Оруэлла "1984" написанном четверть века спустя…»

Давно вращаясь в высших сферах, Табаков знал, как сделать так, чтобы и в новых условиях не скатиться на самое дно. Тем более что к власти пришли люди, с которыми он был на дружеской ноге. Взять того же Бориса Ельцина — новоиспеченного Президента России, новоявленного Миссию, с которым Табаков, как мы помним, познакомился еще в конце 1986 года. Так что будущее Табакова не пугало. Он был сыт, обут, да еще вдобавок имел рядом с собой молодую любовницу, которая поддерживала его во всех начинаниях. Именно за стоическое терпение Табаков вскоре ее отблагодарит — уйдет из семьи.

Олег Табаков и Марина Зудина в фильме «После дождичка в четверг» (реж. М. Юзовский). 1986 год

Кадр из фильма «Оно» (реж. С. Овчаров). 1990 год

Руины великой страны еще дымились, а Табаков уже засучил рукава — сыграл Фамусова в «Горе от ума» в МХАТ и поставил в «Табакерке» пьесу Алексея Богдановича «Норд-Ост». Правда, последний спектакль его не удовлетворил. По его же словам:

«В 92-м я поставил пьесу Алексея Богдановича "Норд-ост" специально для Марии Владимировны Мироновой. Один из самых неуспешных моих спектаклей, но все равно дорогой и важный для меня. Мне было достаточно одного факта, что она выходила на сцену — это было и искуплением, и объяснением того, почему я взял эту пьесу в репертуар.

Кстати, в спектакле "Норд-ост" одну их лучших своих театральных ролей сыграл мой сын, Антон Табаков, в то время актер "Современника". Не преуменьшая того, что он делал на сцене "Современника" считаю, что самыми осмысленными, самыми личными актерскими работами Антона были две — герой в "Билокси-блюз" и мятущийся молодой человек из "Норд-оста"…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Наше всё

Леонид Гайдай. Любимая советская комедия
Леонид Гайдай. Любимая советская комедия

Всеми нами любимы фильмы выдающегося кинорежиссера и актера – Леонида Гайдая. Пользующиеся баснословной популярностью в 60‒80-е годы прошлого века, они и сейчас не теряют своей злободневности и в самые мрачные будни нашей действительности способны зарядить оптимизмом и надеждой на лучшее. «Операцию «Ы», «Кавказскую пленницу», «Бриллиантовую руку», «Деловые люди», «12 стульев», «Не может быть!», «Иван Васильевич меняет профессию», «Частный детектив, или операция «Кооперация», «На Деребасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» мы готовы смотреть сколько угодно раз, меткие фразы персонажей гайдаевских комедий давно вошли в обиход и стали крылатыми. Картины знаменитого комедиографа – это целый мир, по-прежнему живущий всенародной любовью. Книга известного биографа Федора Раззакова – подарок всем поклонникам творчества режиссера, а значит, настоящей кинокомедии.

Федор Ибатович Раззаков

Биографии и Мемуары / Кино / Прочее
Пушкин, потомок Рюрика
Пушкин, потомок Рюрика

«Бояр старинных я потомок», «…корень дворянства моего теряется в отдаленной древности, имена предков моих на всех страницах Истории нашей…», «род мой один из самых старинных дворянских», — писал, интересуясь истоками своего родословия, Александр Сергеевич Пушкин.Генеалогическое древо русского гения — по сути, не что иное, как срез нашей российской истории. Действительно, его род неотделим от судеб Отечества. Ведь, начиная с Рюрика, среди предков поэта — великие русские князья Игорь и Святослав, Владимир Красное Солнышко, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Александр Невский. Цепочка пушкинской родословной соединила Толстого и Достоевского, Лермонтова и Гоголя, Глинку и Мусоргского …В 70-х годах XX века схему родословия Пушкина разработал, что было под силу разве целому исследовательскому институту, пушкинист по воле Божией Андрей Андреевич Черкашин, бывший военный, участник Великой Отечественной войны. Неоценимый этот труд продолжила его дочь, автор настоящей книги о предках и потомках великого поэта Лариса Черкашина, на счету которой десятки интереснейших изданий на пушкинскую тему.

Лариса Андреевна Черкашина

Публицистика

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза