Олег Табаков

Да, то, чему научился в юном возрасте, забывается редко. Детские забавы тех лет были бесхитростными. Обруч, который катился рядом, создавал ощущение, что ты едешь на машине. Стрела, которую сделал раненый солдат, посредством прутика с веревкой пускалась высоко в небо и медленно «па-адала, па-адала» — в это время можно было мечтать, загадывать желания. Мальчишеская жизнь не была лишена опасных приключений. Взрывы оставшихся после боев боеприпасов многих тогда оставили калеками. И конечно, сохранилось в памяти неизгладимое впечатление тех лет — потрясение и восторг от бескрайней эльтонской тюльпанной степи. Белые, красные, желтые, лиловые тюльпаны затопляли все пространство до горизонта. Тюльпаны до цветения предварялись подснежниками. Перед тем как тюльпанам распуститься, луковицы от подснежников становились сладкими. Назывались они «бузулуки», дети их выкапывали и ели. Вкусно было!

К началу войны Олегу Павловичу было около шести лет, к концу — около десяти. Четыре года войны. В этом слове даже на уровне детского сознания он ощущал тогда великое человеческое братство, которое в наибольшей степени было приближено к библейскому пониманию. Через сорок лет драматург Михаил Рощин найдет литературную формулировку этого ощущения: «Будь проклята война, наш звездный час!» Табаков эту фразу повторял во всех интервью. Невольно вспоминаются слова моей доброй знакомой, жены известного генерала, с которым она прошла всю войну. На вопрос, какой главный день был в ее жизни на войне, она ответила: «1945 год. Весна. Мы освободили Вену. Через два дня состоялся торжественный вечер в огромном театральном зале. Когда мы вошли в ложу, весь зал встал. Аплодисменты не смолкали несколько минут. Слезы подступили, в те минуты я верила: в мире все будет хорошо!» Это был «звездный час» одного из участников той страшной войны, но у каждого были такие часы, прежде всего связанные с наступлением мира, с долгожданным возвращением домой.

Главная радость в те годы и детей, и взрослых — кино. День, когда в поселок привозили новые фильмы, становился праздником. Среди других Табакову запомнился фильм «Радуга», где героиня, убив фрица, говорила: «Радуга — это доброе предзнаменование!» В Эльтоне состоялось «крещение в артисты» — первый выход Олега на сцену. Это случилось в госпитале, где он вместе с Марией Андреевной принял участие в постановке самодеятельного военного скетча, в котором произносил всего одну фразу: «Папа, подари мне пистолет!» И ведь запомнил эту единственную фразу! Правда, как потом Мастер признавался студентам, исполнитель был чересчур активен и повторял эту единственную фразу куда чаще, чем было предусмотрено в тексте, поэтому обращал внимание публики на себя, огорчая тем самым того, кто играл роль отца. Тогда юный артист впервые задумался: «Что же это за профессия, которая приносит столько расстройства?» Надо сказать, что творческие порывы не были чужды семейству Табаковых, Мария Андреевна читала стихи на вечерах, стесняясь и одновременно гордясь. А ее мать, баба Оля, так распевала песни в манере Лидии Руслановой, что заслушаешься. Смирив артистические страсти предков, природа не выдержала и на Олеге Табакове допустила прорыв. Все родные — медики, отец — врач-биохимик, мать — терапевт, дядя — специалист по рентгеновской аппаратуре, сестры и братья пошли по стопам родителей, и Олег первым нарушил традиции семьи, не пойдя в медицину.

Домой мать с сыном возвратились в сорок пятом. Ехать пришлось срочно: умерла бабушка Оля, самый близкий мальчику человек. Она не раз его выхаживала, была заступницей во всех конфликтах и ссорах. С этим смешанным чувством горя и радости ехали домой. Вернувшись в Саратов, Мария Андреевна вынуждена была служить на двух работах сразу: днем рентгенологом, вечером терапевтом. Стремясь обеспечить детей, себя не жалела и позволяла только одну роскошь. Собрав последние деньги и посоветовавшись с детьми, покупала билеты на гастрольные концерты московских артистов — Святослава Рихтера, Дмитрия Журавлева, Александра Вертинского, балерины Марины Семеновой.

Жизнь постепенно входила в мирное русло. Мирра и Женя учились в медицинском институте. Олег пошел в третий класс мужской средней школы № 18, что находилась рядом с домом. Учился легко, хотя зубрилой не был, а потом, как сам признался, учиться перестал — и стал читать. С восьмого по десятый класс прочел всю русскую классику — и рекомендованную, и не рекомендованную тогдашней программой. А также литературу конца девятнадцатого века и начала двадцатого — раза по два, а то и по три! Пьесы — горьковские, чеховские, гоголевские… Он читал лежа, а рядом стояла трехлитровая банка с разведенным вареньем и черненькие сухарики — белый хлеб все еще был роскошью. Хлебушек порезан, маслицем тоненько намазан, сольцой посыпан… Так была прочитана целая гора литературы.