Олег Верстовский — охотник за призраками (СИ)

Хотя я не сильно опасался, что Милана узнает меня, лишний раз попадаться ей на глаза, не хотелось.

Мы вернулись к фургону, я вытащил пачку и дал сигарету Сашке.

Всеми силами я пытался заглушить в себе любопытство и не смотреть на двор, где находилась Милана и Серебрянников, но не мог удержаться, чтобы украдкой не бросить взгляд. Я поймал себя на мысли, что сравниваю Милану с Лиз. И между их силуэтами вклинивались тонкие щиколотки Норы, её глаза с удивительной игрой света, литые холмики грудей с торчащими крупными сосками.

— Милана. Имя красивое и сама тоже, — наверняка заметив мой тоскливый взгляд, вдруг протянул Сашка задумчиво. — Хоть и старовата. Чувствуется порода, не то, что в этой лохудре. Милане я точно вдул. Да не даст, — он вздохнул.

— Ну да, она только Костику даёт, — не удержался я от живо интересующей меня темы.

— Костику? Ты имеешь в виду Серебрянникова? — с некоторым удивлением спросил Сашка. — Не думаю. Почему ты так решил?

— Слухами земля полнится, — я решил благоразумно уйти от ответа.

— Терпеть не могу, когда начинают языком болтать, — пробурчал недовольно Сашок. — Я со свечкой не стоял.

Меня удивило, с какой горячностью он встал на защиту чести моей жены. Вряд ли представлял Милану в ореоле чистоты и невинности, не ребёнок все-таки.

— Ну, ты даёшь. Милана что девочка неразумная, что ли? — я решил, что называется, подлить масла в огонь. — Бросила старика мужа. Верхоланцева. Даром, что знаменитый режиссёр. И выскочила за молодого пацана, на десять лет моложе. А теперь новый роман закрутила.

Сашка бросил бычок на землю, придавил ногой, и пронзил меня исподлобья таким злобным взглядом, что возникло на миг ощущение, он готовится вмазать мне по физиономии.

— И что тебе-то за дело? — проворчал он. — Ну, разлюбила, что не бывает так? А ты что думаешь, её муженёк журналист сам святой? Небось, женился на ней, потому что она звезда. А сам гуляет направо и налево.

У меня зачесались руки заехать ему в морду. Хотя тут же предательски запылали уши от мысли, что он чертовски прав. С Лиз-то я закрутил роман. Я заглушал укоры совести тем, что пока не смог решить, мои приключения в Америке были галлюцинациями, или я физически переносился в иное измерение.

Вальяжно развалившийся в раскладном кресле в окружении помощников, Романовский удовлетворённо крикнул в мегафон: «Стоп. Снято!» Оператор, долговязый лохматый парень в майке и джинсах, оторвался от окуляра камеры, показав ему знак, мол, все получилось отлично. Съёмка очередной сцены — выход молодожёнов из храма под радостные крики массовки — завершилась. Романовский работал быстро, тратил на репетиции и сам процесс съёмки минимум времени.

Люди из массовки, разодетые по моде девятнадцатого века, мужчины в кафтанах или сюртуках, женщины в платьях, укрытые шалями, разбрелись по двору. Серебрянников бросил Альбину, подошёл к Милане, которая играла подружку невесты, и что-то сказал, улыбаясь. Милана счастливо рассмеялась, запрокинув голову.

Задребезжал мой мобильник, я взглянул на дисплей с надписью: «Милана». И сбросил звонок. Когда я связывался с редакцией моего журнала, Михаил Иванович жаловался, что ему приходится объяснять Милане, которая сильно беспокоилась из-за моего исчезновения, что я на особом задании.

Рассмотреть выражение лица Миланы, когда она отняла от уха мобильник, я не мог, но показалось, что она тяжко вздохнула. А я находился совсем рядом с ней, буквально в паре шагов. И сердце пронзила раскалённая игла стыда, что заставляю мучиться её из-за своих подозрений.

— Эй, парни, просыпайтесь! — послышался окрик Федорчука. — Быстренько собрались. Надо все барахло затащить в церковь.

Вместе с Сашкой мы вернулись на двор, подошли к генератору, чтобы разобрать и по частям отнести в помещение храма.

По двору прохаживались люди, кто курил в сторонке, кто пил воду из пластиковых стаканчиков, уставленных на раскладных столиках, или просто балаболил. Монотонный гомон, висящий над площадкой, словно сигаретный дым в дешёвом кабаке, прерывался смачными матерными криками техперсонала. Неразбериха и бардак как всегда были неотъемлемой частью кинопроцесса.

Солнце низвергало на землю мириады наночастиц расплавленного золота. На высоком, будто отмытом, бледно-лазоревом небе растеклись едва заметные ажурные хлопья облаков.

Мы начали разбирать генератор, нагревшийся так, что от него, несло, как от раскалённой печки. Я чудовищно взмок от пота, и представил с вожделением, как вернусь в дом, в котором жил у знакомых, и встану под ледяной душ. И тут же за шиворот упало несколько капель, а на серой плитке начали расплываться тёмные кляксы. Я зябко поёжился и поднял глаза к небу. Облака чуть сгустились, низ окрасился синевой, но солнце по-прежнему жарило так, что нагретый воздух дрожал, как марево.