Олег Вещий – Орвар-Одд. Путь восхождения

Погостив у своих родичей какое-то время, Одд предоставил им в полную собственность свои земли и поплыл обратно на юг…» (Петерсон, Балобанова, 1996).

Едва ли речь могла идти о каких-то переговорах с Эйриком, который хоть и был значительно моложе Одда, наверняка в свои двадцать восемь он уже показывал звериный, необузданный нрав. Скорее всего, Одд не раз приставал к берегу, соблазняя молодых соплеменников перспективами, открывающимися перед ними на Руси, но нигде не останавливался так долго, как в Хравнисте.

Вещий Олег. Худ К.Рудаков. 1951 год

Сопровождали Одда с высокой долей вероятности тоже его соплеменники, которым и самим было сподручно побывать на далёкой родине за княжеский счёт, да и в «рекламной акции» Одда они были бы полезными рассказчиками и свидетелями, которые в свою очередь могли заманить на службу к Одду – в Ладогу и Киев – собственных младших родичей.

Сам Одд был рождён всё-таки на юго-западном побережье Норвегии, выходит, что он проплывал мимо своего места рождения дважды, и на обратном пути решил заглянуть «на хутор Беруръёдр, который оказался заброшенным и разорённым местом».

Там он и обрёл покой.

9. «Смерть Олега» и её последствия

Поскольку весть о смерти Одда в Норвегии достигла Силкисив, а его внуки и племянники Игоря/Ингвара/Херрауда Младшего попали-таки на Русь, мы не допускаем мысли об иносказании, укусе змеи как предательстве.

Но из-за моря Одд, он же Олег Вещий, уже не вернулся.

В саге, умирая, Одд вспоминает висой всю свою жизнь, подводя итог приключениям, доселе изложенным в прозе. Приведём лишь заключительные строфы этой длинной висы в переводе Н. Топчий и Т. Ермолаева:

…Был мне Харек
благим покровителем,
когда сосватал
свою воспитанницу.
В жены взял мудрую
я дочь властителя,
прекрасно с ней правили
победой и землями.

Счастье продлилось

потом моё,
как мне казалось,
крайне долго.
Мудрым мужам я
много рассказывал
о моих путешествиях.
Сей раз – последний.

Возвращайтесь вы

вниз к кораблям
здравые все,
здесь расстанемся.
Силькисив снесите
и сыновьям нашим
весть от меня:
я уже не вернусь.

Когда песня кончилась, Одда охватила слабость, и они отвели его туда, где была готова каменная гробница.

Тогда Одд сказал:

– Теперь подтвердится всё, что говорила мне вёльва. Сейчас я лягу в гробницу и умру там. Затем разведите вокруг огонь и сожгите всё.

Потом он улёгся в каменную гробницу и сказал:

– Теперь передайте мой привет домой Силькисив и нашим сыновьям и друзьям.

После этого Одд умер. Тогда они развели огонь, и сожгли всё, и не уходили, пока всё не сгорело. Как рассказывают многие люди, рост Одда был двенадцать локтей, потому что гробница внутри была такого размера… (http: //norroen.info/src/forn/orvarodd/ru2.html).

И далее уже приведённый нами выше перевод, когда мы рассказывали о дочери Одда, о возвращении вестников смерти конунга в Гардарики к Силькисив, Асмунду и Херрауду.

Под Ладогой же, когда туда добрались те, кто сопровождал Олега-Одда, в память о нём насыпали курган-кенотаф и справляли там несколько поколений тризну. Такого же рода поминальные действия могли совершаться и в Киеве, но отнюдь не на физической могиле великого князя, как мы показали. Поэтому к числу надуманных отнесём мнения вроде этого: «Ставшего жертвой гнева Змея Олега киевляне, покорные воле бога Велеса, отправили в “локус Змея” как владыки гор, – погребли на Щековице, т. е. “змеиной горе” (ср. глагол щекотати — “шипеть по-змеиному”)» (Лисюченко, 2009, с. 199).

Олег Вещий. С картины В.М. Васнецова

С тем же успехом можно искать гнев владельца Слейпнира бога Одина на короля Эйрика, убитого копытом собственного коня (см. Приложение 5).

Ещё в августе 912 года в том же Киеве великий князь Олег Вещий приносил клятвы при «подписании» со своей стороны договора с ромеями именем Велеса, а после – в сентябре, в Цареграде и послы великого князя, клялись именем того Велеса, чьим эпическим внуком оказывается вещий Боян («вѣщей Бояне, Велесовъ внуче»)!

«Боянъ бо вѣщій, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслію по древу, сѣрымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы, помняшеть бо речь първыхъ временъ усобіцѣ» (Слово о Плъку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова // Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: В 5 т. СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. Т. 1. А – В. 1995. С. 9—14).

И времени утратить своё явно угодное богу прозвище, как и прогневить его чем-то, у Олега не оставалось.

Слагатели старин воспели деяния усопшего властителя, и поэтический образ одного такого сказителя живописно представлен Николем Михайловичем Языковым в стихотворении «Олег» 1826 года: