Как бы то ни было, приход князей к проплывавшему мимо купцу требовал какого-то объяснения, и таковое было найдено в Никоновской летописи, составленной во второй четверти XVI века. При этом летописец опирался, прежде всего, на рассказ Новгородской первой летописи, дополнив его отдельными деталями из летописной традиции, восходящей к Повести временных лет (так, например, в Никоновской летописи ничего не говорится о захвате Любеча). Само же повествование о захвате Киева сопровождено некоторыми новыми подробностями: «Игорь же и Олег творящася мимоидуща, потаистася в лодиах, и неким дружине своей повеле изыти на брег, сказав им дела тайная, а сам творяшеся болезнуа, и ляже в лодии. И посла ко Асколду и Диру, глаголя: "гость есмь подугорский, и иду в греки от Олга князя и от Игоря княжича, и ныне в болезни есмь, и имам много великаго и драгаго бисера и всякого узорочиа; еще же имам и усты ко у стом речи глагол ати ваша к вам, да без коснениа приидите к нам". Пришедшим же им скоро в мале зело дружине, и в лодию влезшим видети болнаго гостя, и рече им: "аз есмь Олег князь, а се есть сын Рюриков Игорь княжич"»[122]
. После этого Аскольд и Дир были убиты.Итак, Олег притворился больным и лёг в ладье, послав сообщить Аскольду и Диру о том, что он купец, идущий в Византию с богатыми товарами — крупным и дорогим жемчугом и прочими драгоценностями, что он хочет поговорить с князьями с глазу на глаз и просит их немедля прийти. Аскольд и Дир с немногими дружинниками приходят прямо в ладью к Олегу, где их и настигает смерть. Речным жемчугом Русь была богата, однако сведения об этом промысле для домонгольского времени отсутствуют, а вот в XVI веке он уже существовал. Таким образом, составитель Никоновской летописи отнёс хорошо знакомые ему реалии своего времени к древней эпохе. Жемчуг и драгоценности оказались под его пером предлогом для приглашения Олегом Аскольда и Дира к себе. Дополнение о мнимой болезни хоть и могло в какой-то степени объяснить этот приход, но всё равно выглядело не вполне естественным. Наконец, летописец прибегнул к ещё одной уловке Олег, который будто бы хотел поговорить с Аскольдом и Диром с глазу на глаз («усты ко устом») — всё это в целом должно было служить объяснением не очень понятного поведения киевских князей.
Однако если для XVI века приход правителя к проезжему купцу мог показаться невероятным, то для раннего средневековья в такой ситуации не было ничего экстраординарного — вышел же к купцам сам жестокий ирландский король в рассказе той же «Кудруны». В реальности того времени также могли возникать подобные ситуации[123]
. В «Англосаксонской хронике» описывается одно из ранних нападений викингов на Англию. Оно произошло в 789 году, когда в Уэссексе правил король Бертрик: «И в его дни впервые приплыли три корабля, и герефа (представитель короля. —В представлениях летописцев Олег обосновывал своё право на власть простым утверждением — Аскольд и Дир не принадлежат к княжескому роду, а сам Олег принадлежит. Более того, он демонстрирует соправителям сына Рюрика, как бы зримо доказывая его права на эти земли и княжеский стол. Сложно сказать, насколько это поздняя реконструкция летописцев, домысливание ими ситуации, когда выстраивалась спрямлённая линия преемственности власти, в которой Аскольд и Дир оказывались узурпаторами. Ссылка на Игоря имела смысл только в том случае, если киевские князья знали Рюрика, но ведь и они оказывались в летописях связанными с ним — «не племени его, но боярина». Ясно лишь, что постепенно сложилось представление о том, что князем на Руси мог быть только потомок Рюрика, «никто, кроме Рюриковича, князем быть не мог»[126]
. Но насколько слова Олега адекватны тогдашней реальности, остаётся только гадать. Во всяком случае, по меньшей мере до 980 года на Руси оставались княжеские семьи, к Рюриковичам не принадлежавшие. Как бы то ни было, Аскольд и Дир пали жертвами хитроумной завоевательной политики Олега.