Читаем Олени полностью

Вода влекла меня к себе, в этот полуденный час хотелось окунуться в ее прохладу. Но я пошел назад к домику стариков — и не потому, что боялся спугнуть эту лебединую тишину, просто не терпелось как можно скорее познакомиться с окрестностями дворца. Я и не собирался их беспокоить, поэтому обошел домик и двинулся по тропинке между деревьями парка, который к северо-западу все заметнее переходил в обычный лес. Через пару минут я заметил какое-то здание в окружении деревьев — в том же стиле, что и домик стариков, но побольше (потом я узнал, что это была сторожка, за слепыми, в ставнях, окнами которой прятались помещения, когда-то служившие и спальней, и кухней, и столовой, а сейчас использовавшиеся под склад). За ним я увидел еще одно строение за высоким забором из зелени. Подойдя ближе, понял, что там не одна, а сразу несколько построек, разбросанных на обширном скотном дворе — сновали куры, слышалось протяжное мычание коров. Мне еще предстояло хорошенько познакомиться и с этим двором, и с другими обитателями «Оленей» — лошадками Черной и Белой, ослом Марко, собаками Волчок и Лиска и прочими безымянными существами — коровами, поросятами, овцами и козами. Я уж не говорю о представителях животного мира за пределами скотного двора, в лесу — о белках и сернах, медведях и лисах, зайцах и волках, дятлах и голубях, аистах, фазанах и других зоологических персонажах, которые спокойно бродили на просторах своего дикого мира, не омрачаемого присутствием человека. Старики и их домашние питомцы, казалось, слились и смешались с этим миром в спокойном соседстве и взаимном сотрудничестве. Летом и особенно зимой дед Йордан заполнял кормушки в окрестных лесах, а лесные птицы прилетали во двор и вместе с курами и индюшками клевали зерно. Иногда только пес Волчок рычал и тревожно лаял на диких обитателей леса, тайком, под влиянием своих хищнических инстинктов, пробиравшихся на скотный двор.

Минут через десять я вышел из леса на огромную пологую поляну. На ней вразброс стояли ульи. За поляной, с севера, мрачной стеной высился сосновый бор, а далеко-далеко и высоко-высоко отсвечивала мрамором снежная шапка горной вершины.

Тропинка, почти прямая, пересекала лиственный лес, вольно раскинувшийся на западе и снижающийся к югу. Около часа я шел по этой тропе, потом свернул на извилистую дорожку, перебегавшую из солнца в тень южного леса, встречавшего меня с таким гостеприимством, что вечером, вернувшись домой, во дворец, я почти забыл о мире, из которого пришел, и мне казалось, что я бродил по этим лесам всегда.

На обратном пути, снова проходя через душистую поляну с ульями, я услышал в лесу собачий лай, и через мгновенье на меня выбежала огромная овчарка угрожающего вида. Я испугался не на шутку, но собака, приблизившись, вдруг остановилась, перестала лаять и дружески завиляла хвостом, а из леса вышел дед Йордан и помахал мне рукой. Как уж немой старик с расстояния укротил свою собаку, я не знаю, но так мы познакомились и подружились с Волчком. Когда мы все вместе вернулись, баба Ивана уже приготовила ужин. Мы поели без особых разговоров, а потом дед Йордан достал бутылочку ракии[2] и мы выпили понемногу из маленьких, как наперсток, рюмок. Я уходил, когда уже стемнело, а в ночном небе дрожали крупные синевато-серебристые звезды.

Знакомым путем, через дверь под оленьими рогами, которую больше никто никогда не закроет, я вернулся в комнату, и она уже казалась мне своей.

Но мне не сиделось на месте, поэтому, после еще одной, весьма познавательной экскурсии в ванную и в соседнюю комнату (это оказалась спальня, где я нашел два сложенных шезлонга), я вышел на балкон, прихватив один из них.

Удобно устроившись, я стал смотреть в темное, с просветами, полными звезд, небо. Воздух был таким свежим, что, вздохнув поглубже, я почувствовал, что у меня закружилась голова — даже сильнее, чем от ракии.

Захотелось курить. Но сигарет не было. Сколько раз я обещал Елене бросить, а бросил только после ее исчезновения. И целое лето не курил.

Целое лето без Елены. А я так верил, что этим летом мы снова будем вместе, как и в прошлом году.

Только сейчас мне пришло в голову, что впервые за целый день я ни разу не вспомнил о Елене. Сегодняшний день в лесу как будто стер из моей памяти воспоминания, не дававшие мне покоя все это, уже ушедшее, лето.

Я снова погрузился в звездное небо. Паскаль где-то сказал, что бескрайнее звездное пространство внушает ему ужас. Но меня это огромное небо с мириадами мерцающих звезд не пугало. Наоборот — наполняло душу глубокой, мирной тишиной и покоем.

Не помню, сколько я так сидел, сколько раз нырял в этот звездный океан, прежде чем отправился спать, буквально провалившись в глубокий сон без сновидений. Помню только, что за миг до этого я сказал себе: «Сегодня было третье сентября».

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый болгарский роман

Олени
Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне <…> знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой. «"Такова жизнь, парень. Будь сильным!"», — отвечает ему старик Йордан. Легко сказать, но как?.. У безымянного героя романа «Олени», с такой ошеломительной обостренностью ощущающего хрупкость красоты и красоту хрупкости, — не получилось.

Светлозар Игов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези