Оленья кавалерия или смерть от кота своего…

В ответ на разгром русского отряда, в Якутске снарядили целую армию по меркам таёжных пустынь Дальнего Востока – сотню хорошо вооружённых казаков. Но, что показательно, к этой «армии» во главе с «сыном боярским» Леонтием Трифоновым присоединились 70 «ясачных тунгусов лучших людей» – многие рода охотских эвенов уже предпочитали не бунтовать, а хранить верность власти русского царя.

Перед началом карательного похода к князю Некрунко послали его родственника с предложением прекратить войну. Некрунко ответил кратко и исчерпывающе – присланного русскими сородича убил… Леонтий Трифонов в свою очередь «погромил» мятежные кочевья, отбил даже часть «ясака», который не довёз в Якутск погибший Данила Бибиков. В плен к русским попала семья «князца» Некрунко, «десять робят мужского полу, двадцать девок, да десять баб», но сам мятежник сумел скрыться в тайге.

Впрочем, в следующем 1681 году якутский воевода освободил всех пленников из рода Некрунко – «велел тех ясырей отцу их и сородичам отдать, дабы они по прежнему учали платить ясак в Охоцк». Русским властям не нужна была война на истребление – им требовалась стабильная уплата меховой дани.

Параллельно с широким жестом по освобождению пленников, власти провели тщательное расследование причин мятежей. Был арестован «сын боярский» Юрий Крыжановский, тот самый, что едва выжил во время неожиданного нападения эвенов на Охотский острог в январе 1679 года. Проведённое в Якутске следствие выяснило, что Крыжановский при сборе меховой дани «тунгусам чинил обиды и налоги великие».

«Сын боярский» не только брал лишних соболей себе в карман, но, как гласят материалы следствия, «имал у иноземцев жен и дочерей для блудного дела». Оказался не без греха и погибший в засаде на реке Юдоме воеводский сын Данила Бибиков. При сборе налога он повесил племянника одного из тунгусских «князцов», отрезал ухо шаману и нос одному из неплательщиков дани и, конечно же, собрал много соболей помимо «государева ясака»… Погибшего наказать было нельзя, а вот выжившего в бою сына «боярского» Юрия Крыжановского от имени царя велели в Якутске бить кнутом, конфисковать в казну все неправедно нажитые меха и сослать на Амур «в пешую казачью службу».

Одновременно власть нашла людей и средства, чтобы перестроить Охотский острог и увеличить его гарнизон почти до сотни казаков. На сей раз у берега Тихого океана построили уже основательные укрепления – не простой частокол, а знакомые нам по древнерусским городам настоящие деревянные стены, «рублённые в заплот», и две башни, в том числе одну высотою более 10 метров.

Однако главной причиной прекращения мятежей стали не мощные укрепления Охотска, не наказания коррупционеров и даже не освобождение пленников вкупе с обещанным прощением. В 1690-92 годах по побережью Охотского моря прокатилась страшная эпидемия оспы, убившая минимум треть обитателей, и «тунгусов», и русских. Именно после этой эпидемии из драматической истории «Ламского окияна» навсегда исчезают имена мятежных «князцов» Зелемея и Некрунко.

Новые бревенчатые стены Охотского острога больше никогда не видели атак «немирных тунгусов». Войны первопроходцев с лучниками оленьей кавалерии навсегда ушли в прошлое. Однако еще долго «тунгусы-ламуты», уже не бунтовавшие против государства российского, продолжали втихаря ходить в грабительские набеги на своих древних противников – северные племена коряков.

Когда же в следующем XVIII веке русские власти столкнулись в жестокой схватке с воинственными чукчами (и об этом мы тоже расскажем в последующих главах), то значительную часть отрядов, уходивших на полярную войну за реку Анадырь в глубь Чукотки, составляли союзные царской власти «тунгусы»-эвены. Сам же Охотск к тому времени превратился из главного центра сбора соболиной дани в первый российский порт на Тихом океане.

Глава 5. ЛЮДОЕД С СЕВЕРА: как первопроходцы нашли путь к берегам Амура

Путь на «хлебную реку», как звали наши предки Амур, первопроходцы искали шесть лет. Первое же их появление на берегах главной реки Дальнего Востока обернулось пугающей драмой, которая на столетия запомнилась даже китайцам, в ту эпоху весьма далёким от Приамурья.

«Есть за Алданским хребтом река хлебная…»

В августе 1638 года на берегах якутской реки Алдан казачий атаман Дмитрий Копылов услышал от шамана Томкони, «лалагирской земли князца», то есть главы одного из родов эвенков-кочевников, необычный рассказ о лежащей к югу, большой полноводной реке. По словам шамана на её берегах жили оседлые люди, знавшие хлебопашество и обладавшие серебром. «А у тех сиделых людей во всех деревнях устроены пашни и лошадей и всякой животины много…» – рассказывал шаман казаку.