Олений заповедник

Позже он попытался отомстить по-мексикански. Он дал мне несколько мистических частных уроков тореадорского искусства, какие только мексиканский novillero [11]может дать, и хотя я толком не знал, как держать мулету, и набрасывал на себя плащ как венгерский офицер шинель, он привез меня с моими неуклюжими приемами на ранчо, где разводят быков, и позволил мне помериться силами с одним из бычков, которых ему дали на день для тренировки. Частично он поступил так потому, что при этом присутствовала его девушка. Бычки в общем-то не опасны: они едва ли могут убить человека, и когда тебя четыре-пять раз боднут, как было со мной, это все равно как если бы тебя сбил велосипедист при условии, что тебя легко носят ноги, но я, должно быть, явил собой такое зрелище, что все мексиканцы, сидевшие на каменном barrera [12]ранчо под пыльным ветром, хохотали и хохотали, тем не менее минут через пять я сумел обойти бычка раз, другой и третий, пока он не боднул меня в ногу и не вздумал подмять под себя, – я помню, как лежал там и бычок мычал мне в ухо, а пеоны, хохоча, принялись махать плащами, чтобы его отвлечь. А у меня появилась страсть. Я узнал, каково это обойти быка или, точнее, – будущую производительницу быков, и мне захотелось стать тореадором. Кем еще? Не стремится ли вечно человек к чему-то большему?

После этого началось довольно странное полугодие. Я разъезжал по стране вместе с novillero и его девушкой, и он учил меня, хотя знал, что его девушка проводит время со мной, а под конец стал лишь оплачивать ее расходы, ничего не требуя взамен. Чем больше он страдал от того, что она предпочитала меня, тем усерднее уговаривал меня не уезжать всякий раз, как я собирался с ними расстаться. Я тратил слишком много денег из того, что у меня осталось, и вся ситуация была мне неприятна, потому что у девушки была тяжелая жизнь – она с четырнадцати лет работала в Organo [13]Мехико-Сити, а ни у кого, работавшего там, не было будущего. Да, по правде говоря, и вкуса у нее не было. Вот только она немного напоминала мне Илену.

Всякий раз, убеждая меня остаться, он испытывал ко мне еще большую ненависть и невероятно страдал в те часы, что девица проводила со мной, поскольку, как у большинства латинян, воображение у него в таких делах работало подобно вулкану. На другой день, если ему предстояло выступать, он выходил мрачный на арену и проводил бой. По сравнению с другими тореадорами он был ужасным трусом, но треть хороших тореадоров мира составляют трусы, и они волнуют зрителя куда больше, чем храбрецы, во всяком случае, меня. Ибо меня всегда интересовали тореадоры, которые источали сильный страх, но которые проводили потом творческий бой. Трусы знают до мельчайших подробностей, чего надо опасаться от быка, и в те редкие дни, когда они способны владеть своим телом, знают куда больше вариантов и моментов, когда можно сделать новое движение.

В таком стиле выступал и этот мексиканский novillero. Он был неуклюж и ужасно неумело работал, когда боялся, и был безнадежен с плохим быком, но случалось, он выходил на арену бледный и мрачный как смерть, хладнокровный до мозга костей, так как был выше страха и смерть в такой день, вероятно, представлялась ему привлекательнее продолжения жизни, и вел бой даже с более-менее приличным быком такими приемами и с такими новациями, каких я прежде никогда не видел, и что бы между нами ни происходило, я считал его мастером своего дела. Он обладал редким для тореадора воодушевлением, и у половины людей на площади создавалось впечатление, что они тоже борются с быком. А другая половина отрицательно к нему относилась, поскольку он вел бой не по правилам. Он был единственным из виденных мной тореро, который мог трижды обойти арену с ушами и хвостом быка, в то время как работники консервативного ofici'on [14]швыряли подушки ему в голову. Под конец до меня дошло, что он был радикальным служителем своего искусства и по какой-то полупонятной причине мы с его любовницей оказались необходимым шипом в венце его призвания. Но как же он ненавидел нас! Я долгое время пытался написать об этом роман и когда-нибудь, возможно, напишу.