Олений заповедник

И тут он почувствовал, что рядом стоит Илена. Невозможно было понять, слышала ли она то, что он сказал, но в общем-то это не имело значения. Он стоял, склонясь над Лулу так, что все было ясно.

— Я хочу домой, — сказала Илена, — но тебе не обязательно тоже уезжать. Я понимаю, что тебе хочется остаться.

Еще немного, и она устроит сцену — невыносимо было даже подумать о том, что такое может произойти у Доротеи О'Фэй.

— Нет, я поеду с тобой, — спокойно произнес он.

Тут заговорила Лулу:

— Почему бы тебе не остаться, Чарли? Илена разрешает.

— Тебе вовсе не обязательно уезжать, — повторила Илена. В глазах у нее блестели слезы.

Айтел сказал то, чего не следовало говорить.

— А ты не хочешь поехать к нам выпить кофе? — спросил он Лулу.

— Пожалуй, нет, — с улыбкой произнесла Лулу.

— Отчего же, поехали в свинарник, — сказала Илена. — Свиньи ждут не дождутся, когда можно прыгнуть в сено.

— Спокойной ночи, Лулу, — сказал Айтел.

Они пошли к выходу, не попрощавшись ни с кем. У дверей их поймала Доротея. Она была сильно пьяна.

— Все прошло хорошо с моим другом из правительства? — с трудом ворочая языком, спросила она.

— Ты ждешь благодарности? — спросил Айтел.

— Ты намерен быть таким стервозным наглецом всю свою жизнь?

Глядя в разгневанные, тяжелые от алкоголя глаза Доротеи, он вспомнил, что в свое время — как бы недолго это ни продолжалось — они лежали в одной постели. Айтела кольнуло в сердце. Где, на каком небесном кладбище покоятся те нежные слова, которые влюбленные некогда говорили друг другу?

— Поехали, Илена, — сказал он, так и не ответив Доротее.

— Ты не заслуживаешь того, чтобы даже какой-нибудь пес сделал что-то для тебя, — крикнула им вслед Доротея.

По пути домой ни он, ни Илена не произнесли ни слова. Поставив машину в гараж, Айтел прошел за Иленой в гостиную и приготовил себе коктейль.

— Ты трус, — сказала Илена. — Тебе хотелось остаться, а ты не остался.

Он вздохнул.

— Ох, детка, хоть ты-то не начинай.

— Ну конечно, только не я. Ты хотел куда-то отправиться с Лулу, и я помешала, верно?

А он подумал: как быстро она стала женой.

— Ничему ты не помешала, — машинально произнес он.

— Думаешь, ты мне так уж нужен? — вспылила она. — Хочешь я тебе кое-что скажу? Когда я пьяная, я нахожусь за миллион миль от тебя.

— А я, когда пьяный, люблю тебя, — сказал он.

— Зачем ты мне так лжешь? — Лицо ее исказилось от усилия сдержать слезы. — Я и без тебя проживу, — сказала она. — Сегодня вечером, на вечеринке, я поняла, что могу уйти оттуда и никогда не вспомнить о тебе. — Он молчал, и это лишь еще больше разозлило ее. — Я сейчас кое-что скажу тебе, — продолжала она. — Этот твой приятель, этот омерзительный мужик Дон Бида, предложил мне поехать к нему с его женой и такого мне наговорил… он считает меня потаскухой. Что ж, может, мне нравится благородное общество и то, что меня считают потаскухой. Я хотела поехать с ним, — выкрикнула она, — я ничем не отличаюсь от него. Так что не думай, будто ты обязан считаться со мной. Если ты хочешь поразвлечься, не думай, что я стану тебя останавливать. Я тоже могу поразвлечься.

Улыбаться в такую минуту было ужасно, но Айтел ничего не мог с собой поделать.

— Бедная моя малышка, — сказал он.

— Ненавижу тебя, — выкрикнула Илена и ушла в спальню.

Ох, до чего же он был пьян. «Бедная маленькая страдалица», — подумал он об Илене. Она ни за что не поверит, что он готов жениться на ней, а он женится. Он сидел и пытался найти слова, в которых его предложение показалось бы ей наиболее привлекательным. И вдруг расхохотался. В этот момент, казалось, он все понял. То, что меньше часа назад он больше всего на свете хотел переспать с Лулу, выглядело такой нелепицей. Илену в тот момент, должно быть, в такой же мере притягивал Дон Бида. Иначе она не назвала бы его омерзительным. И словно дыхание ветерка, пролетевшего над пеплом его желания переспать с Лулу, мелькнула мысль: а не следовало ли ему принять предложение Биды? Было что-то возбуждающе-волнующее и отнюдь не неприятное в том, чтобы отправить Илену в такой разгул. С мужеством человека, наблюдающего в операционное зеркало, как ему делают операцию, Айтел всматривался в самого себя. В свое время — сколько лет прошло с тех пор? — достаточно было девушке царапнуть его словом, чтобы потекла кровь застенчивого, страстного юноши, каким он был. Он вздохнул, вспомнив постулаты философии пьяного: время — это текучая жидкость, жидкость высыхает, и время исчезает.

А Илена все это время, несомненно, страдала. Есть в ней что-то комичное, думал Айтел: ведь в основе хорошей комедии всегда лежит несостоявшаяся драма, а Илена все воспринимает всерьез. В таком случае надо подкинуть ей драму — пора сделать предложение. Он поднялся, прошел в спальню и увидел, что Илена лежит на покрывале. Она лежала, зарывшись лицом в скрещенные руки, в классической позе посредственной актрисы, изображающей горе, — будучи женщиной искренней и комичной, Илена и должна была лежать так. Айтел легонько погладил ее по спине, и она шевельнулась. Наверное, хотела сказать ему, что вовсе не думала так плохо о Доне Биде.