Ольф. Книга первая

Чтобы не думать об этом, я осмотрел окрестности на наличие нежелательных соглядатаев, и земная природа вновь приняла меня в привычные ветрено-травяные объятия. Я вышел, во-первых, чтобы с удовольствием сделать зарядку и пробежку на свежем воздухе, а во-вторых… не желая признаваться в источнике этого желания даже себе, справил нужду под кустиком. Потому что перед глазами маячила появлявшаяся из ничего вкусная космическая колбаса.

Очевидно, что птицы видят Хижину. Скорее, чуют. Сторонятся, облетают. Но не пугаются. Это хорошо.

Для удобства я сотворил рядом с выплывавшим из пола горшком умывальник, он теперь вырастал из стены по первому требованию. Вода хлестала оттуда же, стоило только захотеть. Жить стало комфортнее.

Последовала еще серия почти научных опытов. Вот что взбрело в голову: если Хижина делает еду и воду из ничего…

Процесс, исследованный в разных видах, показал: деньги и золото не делает, хоть тресни. Жаль.

Ближе к вечеру от нескончаемого мозгового штурма уже плыло сознание, и я устроил сиесту – раскинулся поперек кровати, мечтательный взор унесся в потолок. Эх, одиноко-то как…

Что-то вспучилось подо мной. По-моему, Хижина среагировала на направление грез.

– Стой! – взвился я. – Не надо!

Лежак моментально выровнялся.

Мороз пробежал по коже. Унялся он только минуты через четыре, а мысль все это время работала на износ. Что именно мне предлагалось? Может, досмотреть до конца?

– Хочу…

Я даже не договорил. Зато представил в деталях.

Кровать вздыбилась, из нее начали вырастать вполне узнаваемые очертания. Забившись в угол, я напряженно ждал.

Словно статуя из воды, из поверхности постели проявлялись разные части знакомого силуэта. Сначала – два острова, больших и округлых, которые по мере появления соединились в направленное мне в лицо нескромное целое. Где-то в полуметре дальше образовались лопатки, затем вся спина и затылок опущенной книзу головы. Через пару мгновений все слилось в единую конструкцию.

Мое сердце колотилось, как заготовка под ударным прессом. Глаза смотрели, не мигая. Как в замедленном кино, корпус наклоненной женщины приподнимался и приподнимался над уровнем кровати, вот уже оторвавшись от родившего ее вещества в районе живота, а потом и свисавших кабачков-рекордсменов. И продолжал приподниматься, наращивая руки, чуть согнутые в локтях, и стоявшие на коленях ноги. Все это было того же буро-грязного зеленоватого оттенка, что и прочая обстановка Хижины. На образовавшейся фигуре, в которой с первой секунды узналась Сусанна, не имелось ни волос, ни родинок, ни жизни. Ни, тем более, одежды. Пустые зеленые глазницы, заглядывающие на меня снизу. Бесстыдная поза. Впрочем, это простительно бездыханной статуе. Или резиновой кукле. Фу, гадость. Напряженные мышцы выпирали, точно настоящие. Причем – я осторожно потрогал – теплые. Но абсолютно безжизненные.

Моя бывшая подружка, воссозданная в таком виде, внушила полное отвращение.

Сусанна, если быть честным, – это пошло и отвратительно всегда. Как минимум – неэлегантно. Несмотря на все ее потуги выглядеть стильно, носить дорогую одежду и следовать моде. Не хирурги и дизайнеры отвечают за красоту.

С другой стороны, с Сусанной я связался не от хорошей жизни, а был с ней исключительно от безысходности. Если сравнить эти отношения с моей прежней, настоящей любовью…

Обводы фигуры принялись меняться. Еж твою каракатицу!!! Вместо Сусанны передо мной стала образовываться…

– Стоп! Перестань! – завопил я, догадавшись, в кого превращается противный зеленый монстр.

Не позволю инопланетной железяке покуситься на святое, пусть она стопятьсот раз не железяка и даже если не инопланетная. Есть вещи, которые трогать нельзя просто потому, что нельзя. Иначе чем мы лучше железяк?

Память призвала в помощь образы голливудских актрис, которых тиражировал Голливуд.

Не сработало.

Рая, сокурсница Сусанны?

Снова пшик эффекту.

Намек ясен. Хижина воссоздает только тех, с кем у меня… то есть, кто имеется в памяти со всем букетом эмоций и ощущений.

– Пусть остается Сусанной! – скомандовал я.

Она осталась.

И что мне с этим делать? Привстав, я со злости шандарахнул ногой по выставленному мясу. У футболиста мяч взорвался бы от приложенной силы, а бездушному чучелу хоть бы хны. Даже не пошевелилось.

– Пусть ляжет! – приказал я, четко продублировав команду яркой картинкой в голове.

Зря. Думал, что повернется, как настоящая, а зеленое горе луковое перетекло из одного состояния в другое, как жидкий киборг. Где был затылок, проявилось лицо, ляжки стали разведенными коленями.

Теперь э т о лежало рядом, немигающие глаза таращились в потолок. На том, что у живого человека зовется лицом, застыла развязная приглашающая улыбочка. Меня передернуло.

– Убери это, пожалуйста! – взмолился я. – И никогда больше не предлагай!

Не знаю, как насчет второй фразы, а с первой все получилось. Я облегченно вздохнул, но еще долго ворочался, и ладони со страхом ощупывали кровать, если чудилась какая-то выпуклость или впуклость.