Ольга-чаровница и змиев сын

— Помнится, совсем недавно ты не был столь забавен! Напыщенный сухарь, глыба, время от времени плюющаяся пламенем! Надо бы навещать тебя почаще, — произнес Кощей с такой неподражаемой ядовитостью в голосе и обещанием скорой встречи, что по позвоночнику пополз холодок.

— Не надо! — вырвалось помимо желания.

Раньше Горан никогда не произнес бы так. И не одной лишь почтительности ради, поскольку царь Кощей всегда гость интересный. Он ведь в образе мирового змея яйцо охранял, из которого триединый мир вылупился. А яйцо Род в образе утицы снес, и отбыл восвояси, чтобы вернуться уже после. И кому ж как не Кощею тайны мироздания знать и постигать. Кому как не ему ведом и сам океан, которому ни конца нет ни края. Да и если охранял, то имелось от кого. А потому порассказать Кощей мог многое, а слушать его всегда было приятно и поучительно.

Но Ольга! Как с нею быть?

— Ревнивец! — покачал головой Кощей.

Горан опустил взгляд. Только потому когти на руках и заметил.

— Ох, жди гостей. Для неразумных чудищ ты теперь кусок лакомый, как и врата, и люди за ними.

— Жду и встречу, — буркнул Горан, нахмурившись.

— Чуда-юда неразумные, беззаконные оттого и лезут к людям, как мары да моры, известные слуги Моревны: не столько горячей крови желая, сколько чувств обжигающих. До тебя всяко добраться проще.

— Им же хуже, — прорычал Горан.

— В чувствах силы таятся, способные землю с небом местами перевернуть, через себя перешагнуть, — продолжил Кощей, чуть печально, — но и многие слабости.

Горан кивнул и уж точно не ожидал того, что Кощей молвит:

— Поберегись сам. И ее от себя побереги тоже.

Горан встал слишком резко — кресло отъехало к стене, ножки прочертили борозды по полу, издав отвратительный скрип.

«А пол каменный», — походя подумал Горан.

— Сядь, — приказал Кощей, даже голоса не возвысив, но Горан не посмел ослушаться: прошелся к креслу, поднял и уселся в него, скрестив на груди руки.

Кощей пальцем повел — подплыло кресло к столу и встало на прежнем месте.

— Позови, — велел он, и на миг стало темно, словно в подземной пещере, куда испокон века не проникало ни лучика света.

— Моя гостья, — слова Горан выделил особо, — отдыхает в столь поздний час, и я не смею будить ее.

— Не пленница … — отметил Кощей. — Неужели ты в коем-то веке проявил мудрость?

Горан вопросительно приподнял брови.

— Люди, — ответил Кощей так, словно это все объясняло, — а чаровники — особенно, недаром верят в сказку о свободе воли. Она у них действительно есть. Вернее, они выдумали ее, потом искренне поверили, а затем и действительно обрели.

Горан повел плечом.

— Не сказал бы. Я бывал по ту сторону врат и скажу с полной уверенностью: нет существ, настолько готовых низвергать себя и других до уровня скотов, нежели люди. Именно люди выдумали рабство и неравенство, основанное на отличии одних от других. Причем отличия они готовы видеть во всем: рыж кто-то или черен, курнос или носат, худ или толст, богат или беден, приносит дары Велесу али Перуну …

— Велесу — мудрее, — с задумчивой улыбкой проронил Кощей, — хозяин путей, ко всем вратам ключик имеет.

— Да не о том я! — рявкнул Горан с досадой.

— Верно, не о том, — согласился Кощей. — Однако не думал ли ты, будто это не что иное, как проявление их свободы?

— Свобода стать рабом?!

— Почему нет? Это же так весело: упасть на самое дно, а затем вновь карабкаться наверх.

И не сказать, будто Кощей не ведал в том толка. Его самого пленяли столько раз, что уж и не упомнить. С той же Моревной такой клубок свился — никому уж не распутать.

— По-моему, к подобному времяпрепровождению больше подходит чужестранное и дюже странное к тому же слово «извращение» или «изуверство», коли по-нашему, — заметил Горан.

— Кому как, — сказал Кощей и пожал плечами.

— Потому ты с ними и возишься! — догадался Горан. — Сам такой же!

Подумалось, собеседника он все же разозлит. И если раньше Горана скорее ужаснула бы сама мысль об этом, то теперь ему просто стало интересно вывести-таки из себя самого Кощея, старшего бога, одного из четверых, повелителя Нави…

— Но и ты теперь не слишком далеко ушел, — с легкой улыбкой и совсем не сердясь, сказал Кощей и прищурившись повторил: — Все-таки гостья?

— Гостья, — с горькой обреченностью в голосе подтвердил Горан, зная, что обязательно пожалеет о сказанном.

— Значит, она свободна уйти в любой момент?

— А вот это вряд ли! Договор!

— Я задолжала шесть лет жизни, — Ольга возникла словно из ниоткуда. Дверь точно не открывалась. Во всем черном (как специально вырядилась!) она казалась верной слугой тьмы, окутывавшей Кощея и основательно расположившейся в зале, едва не мурлыкавшей от удовольствия.

Горан снова вцепился в подлокотники и разве что не зарычал.

— Вот как… — голос Кощея стал более проникновенным, бархатным и переливчатым, хотя и так было дальше некуда.

Горан постарался успокоиться и хотя бы не сверкать глазами.

— А ты хотела бы освободиться? — поинтересовался Кощей у Ольги. — Я готов оплатить твой долг.

— Я не приму! — тотчас сказал Горан.