Ольга, королева русов

Асмус низко поклонился и поспешно вышел из сумрачной, задымленной горящими факелами и светильниками палаты. Ольга некоторое время стояла в раздумье, вспоминая то ли с великой гордостью, то ли с великим страхом, как изгнала из покоев великого князя Потом приказала погасить все огни и прошла в самый дальний придел дворца, куда переход знали только особо посвященные.

За дверью потайного прохода стояли два стражника, скрестившие копья, как только княгиня приоткрыла дверь. Увидев ее, развели преграду и склонили головы, прижав правые руки к рукоятям мечей.

– Дети здесь? – спросила она.

– Да, великая княгиня. Никто к дверям не подходил

Ольга миновала сени, откинула полог. Навстречу тотчас же бросилась молодая служанка, держа кинжал лезвием к себе. И отпрянула, узнав великую княгиню в тусклом свете жирового светильника.

– Прости, великая княгиня

– Хвалю Как твое имя?

– Айри, госпожа.

– Завтра зайдешь ко мне, Айри. Где дети?

– Спят Старшая нянька велела мне охранять их здесь.

– Хвалю еще раз, – сказала Ольга и прошла за тяжелый полог, который откинула перед нею Айри.

Здесь горел факел. Ольга увидела детей, спавших рядом на одном ложе, хотела шагнуть к ним, но из полумрака появилась дородная старшая нянька.

– Они спят, великая княгиня. Не разбуди их, детский сон целителен.

– Постараюсь. Как они?

– Были очень напуганы. Сначала плакали и цеплялись друг за друга, но я утешила их. Они еще малы и не понимают, что произошло.

– Совсем маленькие?

– Одному около трех, второму еще нет пяти Когда немного успокоились, сказали свои имена. Который постарше – Сфенкл, маленького зовут Икма-ром.

– Отныне они – мои воспитанники, скажи челяди. Если с ними что-нибудь случится…

– С ними ничего не случится, великая княгиня. Ольга внимательно посмотрела на нее, но старшая нянька не отвела глаз.

– Доверяю их тебе, Статна.

Та склонилась в низком поклоне.

2

Кисан так и не смог заснуть в эту ночь. Метался по личным покоям, избегая женской половины дома. Пытался задремать или хотя бы забыться, но тревожные, пугающие думы зловеще ворочались в сознании, и дрема уходила от него.

В ту ночь великий князь Игорь в его присутствии испытал второй по счету припадок. И куда более сильный, затяжной и страшный, чем тот, который обрушился на великого князя, когда византийцы, разгромленные им на суше, греческим огнем спалили все киевские лодьи. Великий князь возвращался из удачного похода на Царьград с богатой добычей, и византийский флот перехватил его у берегов Болгарского царства. Тогда Игорь был столь потрясен внезапным разгромом, что упустил управление остатками дружины и воротился в Киев скорее с соратниками по грабежам и гульбе, нежели с преданными и стойкими оружными людьми. Сегодняшний припадок полубезумия-полугульбы случился вообще без видимых на то причин, и именно эта беспричинность и не давала спокойно заснуть его верному другу, первому советнику и первому боярину Кисану.

Дружинники смотрят на вождя и поступают по образцу, который видят перед собою. Кисан не был ни дружинником, ни тем паче воеводой, хотя очень неплохо владел мечом, пройдя ту же школу обучения, что и юный князь Игорь. Но об этом свойстве дружинного сообщества знал, хотя в походы никогда не ходил и в схватках не участвовал. У него было другое оружие: ясное представление о том, что происходит, и почти мистическое видение того, что воспоследует в скором времени. Он был лучшим советником для великого князя Игоря, так как всегда облекал свои весьма дельные советы в форму, которую Игорь, как правило, воспринимал не сомневаясь, без сопротивления и даже без никчемных колебаний.

Кисан до тонкостей изучил капризный, всегда непредсказуемый и истерично надломленный характер великого князя. На это ему вполне хватило времени: они вдвоем сосали одну грудь. Случилось это потому, что на острове вспыхнула цинга и мать Киса-на мудро продлила кормление детей грудью, хотя они к тому времени уже ходили на собственных ногах

Поэтому все у них шло мирно, пока Игорь после разгрома на море не стал совсем уж не в меру раздражительным, потерявшим уверенность в своем военном счастье и в преданности собственной дружины.

Именно тогда он вдруг заговорил об измене, зачем-то возложил опалу на ни в чем не повинного Хиль-берта и выгнал из дружины нескольких старых, еще Олеговой выучки, а потому и наиболее опытных дружинников. Князь метался душою куда более, нежели телом, и Кисан это прекрасно понимал. И быстро сообразил, как отвлечь его от этих метаний.

Это его люди купили на византийском рынке могучего юношу-левантийца, отлично говорившего на языке ромеев. Но говорить ему не следовало, почему Кисан и приказал еще там, в Царьграде, лишить его языка. А потом обставил приезд этого немого раба как подарок от самой Византии.