Ольга, королева русов. Вещий Олег

— Вчера я беседовал с конунгом Бертом, — сказал Биркхард. — Он счастлив, но и весьма озадачен, а мои враги в его окружении тут же подняли головы. Ведь конунг рузов не имеет наследника, а эта женитьба означает конец нашей самостоятельности. Будем откровенны, Донкард. Я — горячий сторонник родственного союза с русами, но если у Олега и Берты родится сын, то оба народа объединятся под его властью по обычаям наследования.

— А если дочь?

— Именно это я и сказал конунгу Берту. Тогда муж дочери Олега и Берты станет наследственным конунгом русов, а за Бертой останется наша земля. Но женщина не может быть конунгом, так кто же в действительности станет править нами тогда? Но что произошло, то произошло, и в Киеве мы сыграем великую свадьбу.

Олег не мог более задерживаться в Рузе. Добившись в качестве жениха свидания с невестой, он оставил в ее окружении Альвену с самыми широкими полномочиями и отбыл в Смоленск, где опять остановился на Смядыни.

Вскоре с Совета Князей вернулись князь Воислав и оба воеводы конунга. Олег не стал встречаться ни с Перемыслом, ни со Ставко, а сразу же уведомил Смоленского князя, что намеревается навестить его. Беседа состоялась с глазу на глаз, и очень довольный итогами Совета Воислав бесхитростно поведал конунгу, чего стоило ему и воеводам согласие славянских владык на беспрепятственный проход Олеговых войск через их земли. Рассказывал он со всеми подробностями, стараясь ничего не упустить и изо всех сил хвастаясь собственной хитростью. Олег слушал молча, хмурясь все больше, а когда князь закончил свое пространное изложение, сказал:

— Я благодарен тебе, князь Воислав, за твою прозорливую помощь.

От угощения он отказался и сразу же отбыл к себе. А прибыв на Смядынь, тут же повелел разыскать воеводу Ставко.

— Перстень, — сухо сказал он, как только Ставко вошел.

Ставко растерялся. Он не ожидал подобной суровости, не понимал, чем вызвана холодная неприветливость конунга. Молча протянул перстень и остался стоять, поскольку Олег сесть не предложил. Он даже не смотрел на своего воеводу и полномочного представителя, зло надевая перстень на палец, а перстень не пролезал, и зло возрастало. Олег так и не смог протолкнуть перстень на прежнее место, оставил это занятие и наконец-таки поднял на Ставко тяжелый взгляд.

— Ты скверно распорядился моим доверием, воевода.

— Прости, мой конунг, что не понимаю причин твоего гнева. Я добился полного согласия левобережных славянских земель на зимовку и свободный проход твоих сил и…

— С условиями? — негромко, но с нескрываемым гневом перебил Олег. — С остановкой всех подсобных ратей? Ты представлял меня, а кто смеет мне, конунгу русов, ставить условия? Кто?

— Роги более не союзники Аскольда, мой конунг. Зачем же славянам терпеть насилие диких ратей и тратить на них хлеб, когда им и без нахлебников его не хватает?

Ставко сказал эти слова в недопустимо резком тоне. Сердце гулко забилось в ожидании самых суровых последствий, но, к его глубокому удивлению, Олег только усмехнулся:

— Твоя дерзость нравится мне куда больше твоих способностей вести переговоры. Почему же ты не был дерзким на Совете?

— Был, мой конунг. Но дерзость должна знать меру.

— Ты учишь меня?

— Всего лишь объясняю, мой конунг. Славян лучше иметь в стане союзников, чем в стане врагов.

— В союзниках? — опять взъерошился Олег. — Да я сегодня же разошлю гонцов по всем славянским князьям с предупреждением, что, если из какого-либо их селения вылетит хоть одна стрела, все мужчины будут уничтожены, а все дома сожжены дотла.

— Я думал, что мы не собираемся воевать со славянами…

— Я собираюсь воевать со всеми, кто против меня даже в мыслях своих! Только твердостью и силой можно создать великое княжество.

Он вдруг оборвал собственный крик и угрюмо замолчал. Ставко молчал тоже. Сердце его по-прежнему гулко билось в груди, хотя он уже догадался, что конунг не станет сурово его наказывать. Просто он не был сейчас согласен со своим конунгом, и сердце стучало по этой причине.

— Садись, — неожиданно распорядился Олег. — Ты вообразил, что я сделал тебя воеводой, потому что ты спас мою жизнь? Я — воин, Ставко, и смерть в бою — моя естественная награда. Нет, ты не меня спас, ты спас золото Рюрика, которое дало мне возможность подготовить поход против Аскольда. И всегда спасай то, что может победить завтра, а не то, что должно погибнуть сегодня. На Совете ты поступил наоборот, чем вызвал мой гнев! Ты вселил в славян надежду, что они равны мне и что могут ставить мне, мне, конунгу, свои условия. Ты понял, что ты натворил?

— Не совсем, конунг, не гневайся, — вздохнул Ставко, кое-что уразумев. — Перемысл послал тебе гонца с уведомлением, что на Совет неожиданно прибыл посадник Воята.

— Гонец не нашел меня. Найти и взгреть! Что делал там Воята?

— Подбивал князей дружно выступить против тебя, конунг.

— Вот как?

— По его словам, Рюрик совсем потерял голову из-за того, что отдал под твою руку княжича Игоря. Он намеревается вернуть варягов Вернхира, повелеть им взять Старую Русу и тем самым принудить тебя, конунг, отдать ему Игоря.