Ольга, лесная княгиня

С Живлянкой на коленях, чтобы обеим было теплее, укутанная в большую медведину, я сидела в санях и то дремала, то рассказывала ей сказки, если она не спала, то смотрела, как тянутся мимо заснеженные речные берега.

Больше всего я тогда хотела знать: искупила я свою вину за злостное вторжение в Навь? Или это мне еще предстоит?

Наверное, главные мои беды впереди: ведь до сих пор пострадать за меня пришлось совсем другим людям.

Предстоящая долгая дорога в Киев – на край света, чужой и незнакомый, – нас с Держаной страшила.

Это и правда было похоже на путешествие в Навь: тьма, черное или серое небо над белым снегом, замерзшие русла рек, стена леса по сторонам, холод, ветер…

Незнакомые люди, которых мы встречали на ночлеге – сегодня одни, завтра иные, – все они были для нас лишь тенями, сменяющими друг друга. И они на нас смотрели так, будто выходцы из Нави – это мы.

Если порой в полдень выходило солнце, я удивлялась тому, что в этом мире оно вообще есть.

С каждым днем мы забирались все дальше в неведомое, все дальше от родных людей и краев.

Наверное, и родители уже думали обо мне, как о давно умершей.

И единственными «своими» для нас постепенно становились те куды, что нас сюда занесли – Ингвар и его хирдманы.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мне полагалось ненавидеть его – убийцу моего мужа.

Но тогда я не чувствовала ничего подобного.

Мне казалось, что всех нас несет, будто листья на ветру, и Ингвар был таким же листом, как я и Дивиславовы дети.

Он разрушил мою жизнь – но как он мог бы поступить иначе? Их с Дивиславом столкновение было предопределено много лет назад; судьбу эту вырастили Ульв конунг, сам Дивислав, даже стрый Вальгард, а Ингвару осталось только пить ту брагу, которую для него заварили другие.

Дни, проведенные в избе Буры-бабы, не прошли для меня даром: я смотрела на жизнь, будто издалека, и видела гораздо больше, чем люди обычно видят на своем месте.

А еще – он ведь вез меня к Эльге!

Надежда на встречу с ней поддерживала меня в этом зимнем пути.

Надо сказать, Ингвар заботился о нас по дороге, будто я и правда была его женой. Когда мы останавливались на ночлег в какой-нибудь веси, он всегда отправлял нас в самую лучшую избу, выгоняя оттуда хозяев. Нам немедленно доставлялись припасы: мука, пшено, молоко, творог, даже парочка кур, так что мы могли быстро приготовить еду и покормить детей. Часто он сам приходил ужинать и завтракать с нами и никогда не отдавал приказ к отъезду, пока мы и дети не были сыты, одеты и готовы. И порой даже сам закутывал нас в медведину.

Как-то он принес Живлянку, чтобы усадить в сани: дети уже привыкли и не боялись его. И у меня вдруг мелькнула мысль, что ему нравится быть главой целой семьи из двух женщин и пятерых детей! А ведь ему было всего лишь восемнадцать или девятнадцать лет, что за радость парню в такой обузе?

Однажды я расхворалась: болело горло, голова была тяжелой, и я пылала, как горшок в печи.

И войско пять дней не трогалось с места, пока Держана поила меня отваром мяты и ревелки с калиной и брусникой на меду.

Когда я, окрепнув, попыталась Ингвара поблагодарить, он отмахнулся: ребятам-де тоже надо было отогреться, поправить снаряжение и сани, на охоту съездить…

На охоту они тогда и вправду съездили и привезли здоровущего медведя.

Я к тому времени уже встала: горло побаливало, но жар прошел.

Смешно сказать, но мне было приятно видеть медвежью мертвую тушу: казалось – вот он, виновник всех наших бед, и мы отомщены!

Когда парни разделали тушу, я сама вызвалась приготовить. Сперва мы сутки выдерживали мясо в больших котлах в погребе, пересыпав сушеной мятой и толчеными можжевеловыми ягодами. Потом обжарили, залили квасом, положили лук, морковку, репу, потушили, а потом еще добавили давленую бруснику с разведенным медом.

Лесного батьку съели до последней косточки. Конечно, хирдманы – люди непривередливые, в походах они охотно едят змей и лягух, если больше ничего нет. Но тут, когда они ели, набившись в местную обчину, Хаки крикнул: «Конунг, женись лучше на этой!» – и все засмеялись, как будто это была очень хорошая мысль.

Но обычно мы с Держаной и детьми ужинали в своей избе, отдельно от дружины.

Ингвар все чаще приходил к нам – один, без хирдманов.

Не хотел, чтобы кто-то слышал наши разговоры.

Ему хотелось поговорить со мной об Эльге.

Он ничего о ней не знал. Оказалось, что он почти не успел с ней познакомиться: за все это время они виделись три-четыре раза!

Большую часть времени, что Эльга провела в Киеве, его там не было, а когда он вернулся, то почти сразу отправился исполнять ее условия.

Понемногу я рассказала ему про всю нашу жизнь, даже про «медвежью кашу» в детстве. Рассказала, почему стрый Вальгард разорвал их первое обручение. И про то, что наши плесковские родичи считали более выгодным породниться с Дивиславом, который сидел на пути в золотые южные страны, а не с Ульвом, без которого легко могли обойтись.

Ингвар слушал меня без возмущения, задумчиво. При своей простецкой внешности он был далеко не глуп.