Читаем Ольга. Запретный дневник полностью

Ольга. Запретный дневник

Когда я в мертвом городе искалату улицу, где были мы с тобой,когда нашла — и всё же не узнала………………………………………А сизый прах и ржавчина вокзала!…Но был когда-то синий-синий день,и душно пахло нефтью, и дрожаласедых акаций вычурная тень…От шпал струился зной — стеклянный, зримый, —дышало море близкое, а друг,уже чужой, но все еще любимый,не выпускал моих холодных рук.Я знала: всё. Уже ни слов, ни споров,ни милых встреч… И все же будет год:один из нас приедет в этот городи все, что было, вновь переживет.Обдаст лицо блаженный воздух юга,подкатит к горлу незабытый зной,на берегу проступит облик друга —неистребимой радости земной.О, если б кто-то, вставший с нами рядом,шепнул, какие движутся года!Ведь лишь теперь, на эти камни глядя,я поняла, что значит — «никогда»,что прошлого — и то на свете нет,что нет твоих свидетелей отныне,что к самому себе потерян следдля всех, прошедших зоною пустыни…

Феодосия

1935, 1947

"На собранье целый день сидела…"

На собранье целый день сидела — то голосовала, то лгала…Как я от тоски не поседела? Как я от стыда не померла?..Долго с улицы не уходила — только там сама собой была.В подворотне — с дворником курила, водку в забегаловке пила…В той шарашке двое инвалидов (в сорок третьем брали Красный Бор)рассказали о своих обидах, — вот — был интересный разговор!Мы припомнили между собою, старый пепел в сердце шевеля:штрафники идут в разведку боем — прямо через минные поля!..Кто-нибудь вернется награжденный, остальные лягут здесь — тихи,искупая кровью забубённой все свои небывшие грехи!И, соображая еле-еле, я сказала в гневе, во хмелю:«Как мне наши праведники надоели, как я наших грешников люблю!»

<1948–1949>

"Сегодня вновь растрачено души…"

Сегодня вновь растрачено душина сотни лет, на тьмы и тьмы ничтожеств.Хотя бы часть ее в ночной тиши,как пепел в горсть, собрать в стихи… И что же?Уже не вспомнить и не повторитьвысоких дум, стремительных и чистых,которыми посмела одаритьлжецов неверующих и речистых.И щедрой доброте не просиять,не озарить души потайным светом;я умудрилась всю ее отдатьжестоким, не нуждающимся в этом.Все роздано: влачащимся — полет,трусливым и безгласным — дерзновенье,и тем, кто всех глумливей осмеет, —глубинный жемчуг сердца — умиленье.Как нищенка, перед столом стою.Как мать, дитя родившая до срока.А завтра вновь иду и отдаювсё, что осталось, не приняв урока.А может быть — мечты заветней нет, —вдруг чье-то сердце просто и открытотакую искру высечет в ответ,что будут все утраты позабыты?

1949