Олигарх 3 (СИ)

Мне удалось поколебать рабовладельческие настроения среди последователей Остина и многие из них задумались над моими словами. Перед силой их серебряного божества, доллара, им устоять было невозможно, а он был на моей стороне. Притом в таком количестве, что наверняка мало кто из и видел когда либо. Джо по моей просьбе особо не скрывал ни частоту, ни сумму моих субсидий.

Высадку в Техасе я наметил на осень или зиму 1830-ого года. Это время мною было выбрано только по одной причине. Летом во Франции должна быть так называемая июльская революция и я собираюсь на этом крупно сыграть. А чтобы это было правдоподобно для моих товарищей, я сказал, что это мы сделаем когда будем готовы как Остин быстро перебросить в Техас тоже сотни три, но уже наших семей.

Оно и получалось, что только к этому сроку на Пиносе и будут готовы эти три сотни семей.

Зима 1829–1830-ого года была очень суровой, наша Лужская губа замерзла и я очень опасался, что наши пароходы не смогут в неё зайти. Но «Дежнев», который пришел первым, шел очень осторожно и не спеша, своим обшитым металлом корпусом раскалывая лед губы, следом за ним прошли и два других парохода.

Пока пароходы стояли в Усть-Луге «Дежнев» через день выходил в море и не давал вновь замерзнуть пробитому им каналу. Пятнадцатого марта все три парохода взяли курс на Америку. На их борту было сразу сто пятьдесят семей, две трети из них были староверы.

До намеченного мною времени «Ч» пароходы должны сделать по два рейса и перебросить на Пинос не меньше трех сотен русских семей. Летом туда должны приехать первые группы уральских или оренбургских казаков.

Первого июня 1830-ого года мы с Соней поехали в Лондон, до очередной французской революции оставались считанные недели и в финансовой столице нынешнего мира в такой момент надо быть лично.

Накануне поездки я объехал все свои имения, побывал и в Новороссии. Увиденным я остался очень доволен. Сергей Петрович со своим племянником большие молодцы, Сумасшедшая идея с каналом воплощалась в жизнь и дикие степи как по мановению волшебной палочки превращались в цветущий край.

С Сергеем Петровичем у меня помимо всего состоялся секретный разговор, я никогда не забывал о его информаторе в Варшаве и попросил господина Охоткина связаться с ним. Приближалось и другое известное мне судьбоносное событие — Польское восстание.

Сонина матушка на несколько месяцев вернулась в Англию и просила мою супругу погостить у неё. Поэтому мы и решили ехать в Лондон.

То, что эта поездка мне нужна позарез я жене говорить не стал, перед самым отъездом Соня сказала что у нас будет еще один ребенок и лишние волнения ей совсем ни к чему. Хватит переживаний во время первых двух беременностей.

Пусть в свое удовольствие проводит с детьми время в Лондоне и адмиральском имении, общаясь с матушкой и тетушкой, а я тем временем буду заниматься делами.

Фрнцузская революция конечно дело важное и серьёзное, но не меньше меня волновали дела у Матвея. Удастся ли тормознуть холеру на дальних рубежах и обойтись малой кровью или все таки она соберет свою жатву и сотрясет Россию-матушку.

Основная надежда у меня была на амбиции шефа жандармов. Он сделал правильные выводы из оренбургской истории и пока император не задвинул его с позиции главного холерного борцуна. Распоряжения о приравнивании моей корреспонденции к императорской, оставалось в силе и я надеялся и это использовать в своих играх.

В начале лета холера проникла в Европу, сообщения об этом шли сплошным потоком, самодовольное европейское общество этим было шокировано до самых своих глубин.

Основная масса европейцев, не считая Балкан, надутая цивилизационной спесью, на полном серьезе считала, что холера это удел грязного и диких Востока, Балкан, конечно лапотной России и в Европе такая болезнь невозможна.

И в итоге и европейское общество и медицина, оказались не готовы к страшному испытанию, еще большему чем у нас.

В первых числах июля пришли сообщения из России о холере в Астрахани. Светлейший князь Ливен показал мне совершенно секретнейшую депешу из Питера. Как я и предполагал её принесли морем, но принятые там меры были воистину драконовские, но похоже действенные.

Двадцать второго июля из Парижа приходят известия о победе на выборах либеральной оппозиции. На бирже начались легкие волнения, преобладающее мнение было, что французскому королю Карлу Десятому удастся справится с непокорной палатой депутатов.

Утром двадцать шестого приходят известия о подписании королем Карлом ордонансов Полиньяка, четырех правительственных указов о роспуске палаты представителей, сокращении числа депутатов и уменьшения их полномочия, ужесточении избирательного права и и восстановлении цензуры.

Париж взрывается, ночью и утром двадцать восьмого идут уличные бои.

Двадцать девятого июля революция фактически побеждает. В течении дня восставшие захватывают Ратушу, Лувр и Тюильри, начинают грабить королевский дворец и его винные погреба.