Олигарх

Прохор смотрел из окна на ревущую, взрывающуюся площадь и довольно улыбался. Он приказал отправить головорезов и поджигателей и по другим городам.

– Нужно как можно больше невинных жертв, – говорил он себе, слушая каждый день сообщения и сводки о десятках и сотнях убитых, замученных и сожжённых заживо. – Чем больше их пострадает, тем довольнее будет ОН. И, может быть, тогда ОН отстанет от меня.

Спустя неделю бойни и резни на улицах городов своей страны, Прохор отдаёт новый приказ, ещё более жестокий и кровожадный, чем прежние:

– Отправить боевую технику на правую окраину страны, чтобы подавить сопротивление в городах. Подавить жестоко и беспощадно!

Ему показалось мало тех жертв. Нужно ещё больше.

И вот уже месяц идёт война. Война без причины, без чести – жестокая и кровопролитная война против людей.

И второй месяц длится война, и третий, и четвёртый. Каждый день Прохор получает сводки о количестве убитых и казнённых. И подсчитывает общее количество загубленных жизней, уже перевалившее за тысячи. Тысячи невинных жертв – за одну его жизнь. И успокаивается Прохор, и потирает ладони.

– ОН должен быть доволен, – говорит сам с собой Прохор. – Хозяин должен быть доволен.

Глава 3

Проходит ещё полгода. Прохор, живой и здоровый, довольный жизнью, пожинает плоды своих преступных трудов. Он процветает, как и прежде, и даже больше. Его заводы и фабрики приносят колоссальные прибыли, несмотря на войну и разруху, охватившие страну. Он окончательно успокоился и расслабился. Вот уже почти год его не беспокоят. Значит, там довольны. Значит, он всё правильно делает. Значит, надо продолжать всё в том же направлении.

– Жизнь прекрасна! – говорит Прохор, заглушая вопли и стоны гибнущих людей и перекрывая бесконечный поток сообщений о новых и новых жертвах, исчисляемых уже десятками тысяч.

И вновь он, как и прежде, принимает завтрак в своей роскошной столовой, в кругу семьи. И вновь лакеи в белых перчатках ставят дорогие блюда на стол, подают заморские фрукты и наливают ароматный кофе в цветастые фарфоровые чашечки.

Прохор, как и раньше, окинул взглядом окружающую роскошь и вздохнул полной грудью. Всё идёт, как нельзя лучше. Он по-прежнему правит государством, разорённым и разодранным в клочья войной и бедствиями. Он всё так же посещает мировые встречи и саммиты, и там ему высказывают слова сочувствия и оказывают помощь. Он по-прежнему проливает кровь в своей стране. Он понимает: пока будет литься кровь, его собственная жизнь вне опасности.

* * *

На одной из встреч к господину Прохору пробился журналист и, наклонившись к самому уху, сказал:

– Время пришло…

Прохор похолодел от ужаса. Нет, этого не может быть. Почему опять? Он хотел спросить, но журналиста уже оттеснили охранники и потащили прочь от правителя.

– Нет, стойте! – резко крикнул Прохор. – Отпустите его.

– Он может быть вооружён, – в сомнении отвечает охрана.

– Пустяки, – говорит Прохор. – Мне ничего не угрожает. Отпустите его.

Журналист, освободившись от рук, схвативших его, спокойно подошёл к Прохору и сказал одними губами, глядя ему в глаза:

– ОН ждёт. Ты должен пойти со мной.

Прохор растерялся и стал озираться по сторонам, как будто в поисках защиты.

– Нет, это неправильно, – прошептал он, – я же дал ему всё, что он хотел. Столько крови, столько жизней, тысячи невинных жертв. Зачем ему я?

– Жертвы лишь отсрочили оплату, – тихо произнёс посланник, – но не отменили.

– Неправда! – вскричал Прохор, не обращая внимания на устремлённые в его сторону взгляды и камеры репортёров. – Я думал… Это несправедливо. Что ему ещё надо? Он хочет ещё крови? Я дам ему. Дам столько, что он будет доволен.

Прохор притянул журналиста к себе и говорил ему в самое ухо.

Окружающие не понимали, что за перемена произошла с правителем. Почему он ведёт себя так странно, презрев все правила и этикет? И почему на его лице вместо самообладания отразился дикий страх, животный ужас?

А он всё говорил и говорил что-то настойчивому журналисту. Он уговаривал и торговался, он просил и умолял.

Наконец устав слушать мольбы и унижения, посланник сказал, коротко и сухо, глядя прямо в глаза Прохору:

– Не торгуйся. И не пытайся обмануть его. Твой час настал. Сейчас или позже, всё равно ты должен заплатить.

– Лучше позже, лучше позже, – Прохор ухватился за проблеск надежды. – Позже, но не сейчас.

– Ты делаешь только хуже, – сказал посланник. – ОН не любит, когда с ним играют.

– Пусть он сам придёт, пусть позвонит, я попрошу его, – умолял Прохор.

– Довольно, – прервал его тот. – ОН не придёт. ОН ждёт. Ты идёшь?

– Нет! – резко дёрнулся Прохор и шарахнулся в сторону. – Нет, вы не имеете права. Уходите!

Журналист посмотрел ещё раз Прохору в глаза, полные ужаса, и в его собственных глазах заплясали адские огни.

– Вы нарушили договор, господин Прохор, – произнёс он. – Прощайте.

Он беспрепятственно ушёл и растворился в толпе репортёров.

Спустя всего две минуты Прохору позвонили и сообщили о случившейся автокатастрофе, в которой погибла его семнадцатилетняя дочь.