Олигарх

Мозес Хаим Монтефиоре больше двадцати лет назад оставил бизнес и целиком занялся общественной и филантропической деятельностью. Изначально он занимался естественно проблемами избранного народа, будучи один из известнейших британских евреев. Но в тридцатых годах он активно боролся за отмену рабства в британских колониях и в 1835-ом году совместно с Ротшильдами предоставил английскому правительству большой заём для компенсации убытков владельцам плантаций в связи с уничтожением рабства.

Для меня отмена крепостного права в России была фикс идеей. И не просто отмена, как это сделает Александр Освободитель в 1861-ом, оставив без штанов миллионы крестьян, а предоставление настоящей личной и экономической свободы многострадальному русскому крестьянству.

Взвесив все за и против, я решил попробовать провернуть такую же штучку в России. После всех золотых эпопей денег у меня было как у дурака фантиков, по моим подсчетам даже больше, чем имели все Ротшильды, британские, французские, немецкие и неаполитанские. Но все равно в одиночку я это ну никак не могу провернуть. Помимо финансов был еще нужен? как станут говорить в двадцать первом веке, административный ресурс. Его у меня почти нет, я конечно безумно богат и знатен, но для вершителей мировых судеб всё еще выскочка. А вот у Ротшильдов этот ресурс есть.

Но чтобы еврейские банкиры вписались за русского крестьянина, надо было их очень заинтересовать. В сухом остатке для них самое главное это деньги. Если дойти до самой сути их деятельности, то даже их общественная и филантропическая деятельность была направлена на создания самых благоприятных условий для главного — зарабатывания звонких монет и их различных эквивалентов.

Несколько недель я потратил на рассказы Мозесу и Лайонелю о России, её богатствах и возможностях заработать просто немыслимые бабки при её быстром развитии, одно железнодорожное строительство чего стоит.

Как известно вода и камень точит. Когда в очередной раз оправдался мой прогноз и началась Крымская война и мало того, её события стали развиваться тоже в соответствии с моими предсказаниями, лед тронулся.

15-ого марта 1855-ого года, в Европе мне приходилось жить по григорианскому календарю, я ехал на ужин к барону Лайонелю. Несмотря на войну, местожительство мне менять не пришлось, официально у меня, благодаря тетушке, было двойное гражданство, я был и российским и британским подданным. В данном случае деньги решали всё.

Настроение у меня было хуже губернаторского, пока все идет так, как и я знал по своей прежней жизни: русская армия ушла из Дунайских княжеств, союзники высадились в Крыму, Севастополь в осаде, русская армия потерпела несколько чувствительных поражений.

В Европах уже знали о смерти Государя Николая Павловича, а я при всех своих огромных деньжищах, ничем не могу помочь своей Родине и мало того, у меня пока даже нет возможности просто приехать в Россию. Единственное что мне реально удалось сделать, так это предотвратить военные действия на Тихом океане и воспрепятствовать заключению державами договоров с Японией. По моему разумению для этого еще не пришло время.

Первый раз я вызвал неудовольствие Государя много лет назад участием в дуэли и отказом служить по какой-нибудь части, затем была критика университетский устав 1835-ого года. Потом была безрезультатная попытка отговорить Николая Павловича от вмешательства в австрийские дела в 1849-ом году.

Когда же я, попросив аудиенцию, попытался отговорить его начинать нынешнюю войну с Портой, Государь Император в бешенстве прогнал меня и запретил пускать в страну до окончания войны. Если бы не мои успехи в руководстве Русско-Американской компанией последствия были бы для меня вообще катастрофическими.

Конечно что-то мне удалось уже сделать в России, самым зримым были конечно кадровые перестановки в армии и военном ведомстве. Хотя вполне возможно они произошли бы и без моего вмешательства. По крайней мере смена командующего в Крыму. А всё остальное должно сработать попозже. Ну и в Россию меня скорее всего уже впустят, просто не время — сейчас важнее европейская часть моих планов.

Всю дорогу в моей голове теснились думы, какие еще доводы и аргументы привести, что бы склонить Мозеса и Лайонеля к принятию моего предложения. Вернее убедить надо было только баронета Монтефиоре. Его племянника, барона Лайонеля, патриотом британской короны можно было назвать с очень большой натяжкой и он сразу же по достоинству оценил моё предложение.

А вот Мозес Монтефиоре был патриотом Британии, во время наполеоновских войн вступил добровольцем в национальную гвардию, где дослужился до звания капитана и уговорить его поступиться британскими интересами было архисложно. Но желание сдвинуть с мертвой точки еврейский вопрос в России в конечном итоге должно оказаться сильнее. Тем более в моем предложении не было ничего, что можно было назвать предательством Великобритании.