— Говорю, трудовой коллектив к вам пришёл. Наверно подарок желает вручить. У вас, случайно, не день рождения сегодня? — с невинным выражением лица поинтересовался я.
— Мой день рождения в начале месяца отгуляли, — буркнул директор. — Все подарки уже вручили.
— Значит, просто соскучились, — простодушно предположил я.
Директор хищно прищурился. Я с невозмутимым фейсом выдержал тяжелый взгляд. Каданников, ничего не говоря, отвернулся, резко отодвинул стул. Паркет жалобно скрипнул. Директор тяжелым шагом уверенного в себе человека, направился к выходу.
Рывком открыл дверь и уставился на возбужденно гомонящую толпу, заполнившую приемную.
Я тихо встал и пошел следом. Товарищи последовали моему примеру.
— Так, что тут у вас происходит? — зычный голос Владимира Васильевича перекрыл остальные, и шум тут же, как по мановению волшебной палочки, мгновенно утих.
— Мы делегация от завода, — храбро выступила полная женщина лет сорока. Голубые тени на веках, густо накрашенные тушью и местами слипшиеся ресницы, ярко-красная вульгарная помада на губищах-пельменях и тройной слой пудры на одутловатом лице — мадам напоминала злобного клоуна из Преисподней или вышедшую в тираж проститутку, зашедшую в полной боевой раскраске в портовый кабак.
— Какая еще делегация? — мрачно поинтересовался Каданников. — По какому поводу? Вечно ты, Воскобойникова, воду мутишь.
— Ничего я не мучу, — возмутилась мадама. — Мы по делу пришли.
— По какому? — рыкнул генеральный директор. — Мозги не пудри. Излагай по существу, у меня мало времени.
— Нам сказали, ушлые кооператоры решили завод под себя подмять, — заверещала тетка. — Мы, значит, будем своими трудовыми руками машины делать, а эти буржуи из «ОСМЫ авто» продавать и наживаться на нашем труде. Миллионы зарабатывать! Несправедливо получается! Завод государственный, а не их собственный.
— Правильно Воскобойникова говорит, Васильевич, — поддержал тетку пузатый мужик лет пятидесяти в грязном комбинезоне. — Режет правду-матку. Ты меня знаешь, я на заводе без малого четверть века тружусь. Почему мы должны корячиться, а эти кооператоры на нас зарабатывать?
Люди возбужденно загомонили, поддерживая ораторов.
— Так, понятно, — командный голос Каданникова заставил толпу притихнуть.
— Суть претензий ясна, — генеральный директор обвел тяжелым взглядом людей. Некоторые смущенно отводили глаза. Другие, краснели, бледнели, но держались.
— Пусть человек пять-семь пройдут в кабинет, Воскобойникова, Павел Ильич, ещё кто-то, — предложил Владимир Васильевич. — Остальные могут подождать в коридоре. Не нужно набиваться в приемной как сельди в бочку.
Первой в кабинет вошла надутая тетка, за нею следовал толстый Павел Ильич, потом молоденькая девушка, работяга в кепке и спецовке, тощий дед с сизым носом и дородная женщина лет пятидесяти.
— Вам кооператоры не нравятся? — директор обвел грозным взглядом шестерых «бунтовщиков». — Зарабатывать они, значит, на перепродаже машин будут. Претензии понятны. А скажи-ка мне, уважаемый Павел Ильич, в чем разница, если отпускная цена на машины одна и та же?
— Так то ж государство, а то кооператоры, — пояснил толстяк. — Государству не жалко, а вот этим дармоедам…
— Я понял твою точку зрения, — скривился Каданников. — Может сам директором станешь, сядешь в мое кресло и будешь рулить заводом раз такой умный?
— Не, Владимир Викторович, — пузатый побледнел и даже отступил на шаг за спины товарищей. — Не справлюсь я.
— Вот, — удовлетворенно кивнул Каданников. — Понимаешь. Значит не совсем пропащий. Теперь послушайте меня. Как раньше составлялся план? Кто-нибудь знает?
— Это все знают, — самодовольно заявила Воскобойникова. — Его утверждали в министерстве и спускали нам.
— Правильно, — улыбнулся генеральный директор. — Составляли в министерстве с привлечением экономистов Госплана, просчитывающих потребности предприятий, отраслей экономик, граждан, с учетом проектной мощности завода. Когда Михаил Сергеевич Горбачев стал Генеральным Секретарем, и началась «Перестройка», что поменялось?
— Ввели элементы хозрасчета, — уверенности в голосе тетки стало поменьше.