Олимп

В это мгновение космическое судно из черного углепласта и стали, не слишком элегантное, однако по-своему красивое, начинает вращаться. Ноги Манмута отрывает от корпуса, и он хватается за перила. Трехсотметровое атомное судно крутится и кувыркается, словно цирковой акробат. Солнце обливает моравеков сиянием и тут же заходит за громоздкие буферные плиты на корме. Отладив свои поляризованные фильтры, маленький европеец снова глядит на звезды. Ему известно, что иониец не способен их видеть, зато слышит по радио разноголосые скрипы и визг – «термоядерный хор», как он однажды выразился.

– Орфу, дружище, ты собираешься внушить мне религиозные мысли?

– Допустим; но если Пруст не ошибся и новые вселенные воистину возникают там, где незаурядные, редкостные умы сосредоточиваются на их создании, – не хотел бы я повстречаться с творцами нашей текущей реальности. Уж больно зловеще выглядят плоды их усилий.

– Не вижу, почему бы… – Осекшись, европеец прислушивается к общей линии. – Что такое тревога двенадцать-ноль-один?

– Секунду назад вес «Королевы Мэб» уменьшился на шестьдесят четыре килограмма, – поясняет иониец.

– Мы сбросили мусор и выпарили мочу?

– Не совсем. Наш приятель Хокенберри сию минуту квант-телепортировался прочь.

«Он же не в состоянии никуда квитироваться, – первым делом думает Манмут. – Надо было остановить его. Близкому другу не позволяют на пьяную голову…» Впрочем, он держит свои мысли при себе.

Секунду спустя Орфу спрашивает:

– Ты это слышишь?

– Нет, а в чем дело?

– Я тут прочесывал радиоволны. Мы направили на Землю – вернее, на орбитальное кольцо – антенну с большим усилением и только что поймали модулированное радиопослание, отправленное в СВЧ-диапазоне квантовых волн лично нам.

– И что в нем говорится? – Сердце европейца гулко ухает; маленький моравек позволяет ему колотиться, не понижая уровень адреналина.

– Знаешь, это определенно с полярного кольца, – произносит краб, – расстояние от Земли – примерно тридцать пять тысяч километров. Голос – женский. Повторяет одно и то же: «Доставьте ко мне Одиссея».

38

Даэман вступил под голубые своды ледяного купола под шелестящее эхо монотонного шепота:

– Помыслил, сотворил его нарочно, чтоб с пламенем соперничать: вот глаз огнистый, среди клочьев пены плывущий и дающий пищу! Помыслил, наблюдал за той охотой раскосым, с белыми краями оком при лунном свете; да, и сороку с долгим языком, что лезет глубоко в древесные наросты, ища червей, а отыскав добычу, возвещает об этом ясно, без прикрас, но муравьев не ест; тех самых муравьев, что стены возводят из соломы и семян вкруг нор своих… Он создал все, что видит глаз, и боле, и нас самих – назло, а как иначе?

Мужчина тут же узнал ненавистный голос. Калибан… Свистящий шепот полз по синеватым стенам туннеля отовсюду сразу, внушая ужас собственной близостью и в то же время дразня надеждой на удаленность. Неведомо как одиночный голос чудовища превратился в целый хор, леденящий кровь своей слаженностью. Все оказалось страшнее, чем ожидал Даэман, – гораздо, гораздо, гораздо страшнее, чем он опасался. Низко склонив голову, мужчина шагнул из ледяного туннеля на ледяной балкон – один из многих сотен утопающих в тени балконов на внутренней поверхности колоссального купола.

В течение целого часа сын Марины карабкался по синим коридорам; нередко был вынужден возвращаться, когда очередной ход сужался и завершался тупиком или, наоборот, расширялся до трех футов в поперечнике, однако упирался в стену или оканчивался головокружительной отвесной шахтой; случалось подчас ползти на животе, царапая спину о ледяной потолок, толкая перед собой рюкзак и арбалет; и вот отчаянный искатель приключений попал, как ему показалось, в центр удивительного собора.

Кузену Ады не довелось обзавестись достаточным запасом старинных терминов, подходящих к описанию этого места, но даже «проглоти» он уйму нужных книг, сейчас бы все равно запутался: шпили, купол, контрфорсная арка, апсида, неф, базилика, хоры, портик, капелла, окно-розетка, альков, колонна, алтарь… Все это могло пригодиться, однако и тогда мужчине понадобились бы новые слова. Множество новых слов.