Олимп

Лиловые очи красавицы обратились на застывшего молодого Одиссея.

– Не сходи с ума. Знаешь ли, какие беды на квантовом уровне повлечет подобная выходка? Даже играя с такими мыслями, ты бросаешь вызов самому Хаосу. Это нарушит круговорот событий, продолжавшийся в тысяче разных миров тысячу с лишним…

– Вот и пора все прекратить, – заметил мужчина.

Грянули шесть выстрелов, один оглушительнее другого. В голого Одиссея вонзились шесть литых тяжелых пуль. Они разворотили грудную клетку, взорвали сердце, пробили середину лба.

Тело молодого мужчины судорожно задергалось и сползло на пол. На шелковых подушках остались красные полосы, на мраморной плитке пола выросла лужица крови.

– Решайся, – проронил Никто.

83

Не знаю, телепортировался ли я собственными силами, без помощи медальона, либо просто перенесся вместе с богом, поскольку держал его за рукав, когда хромоногий квитировался. Да это и не важно. Главное, что я здесь.

То есть в жилище Одиссея. Как только мы с Гефестом и Ахиллесом являемся из ниоткуда, на нас обрушивается яростный лай. Мужеубийца в окровавленном шлеме косится на горластого пса – и тот, повизгивая, с поджатым хвостом, убирается восвояси.

Мы находимся в прихожей большого пиршественного чертога в Одиссеевом дворце на острове Итака. Внутренний двор и здание накрыты сверху гудящим силовым полем. Нечестивые охотники за приданым не просиживают длинные скамьи за бесконечным обедом, и верная Пенелопа не горюет, взирая на них, и беспомощный подросток Телемах не строит козней, и проворные слуги не снуют туда-сюда, поднося отягченным едой женихам кубки с черным питьем. Однако, судя по виду комнаты, можно подумать, будто великое избиение женихов уже свершилось: стулья в беспорядке опрокинуты, сорванный со стены ковер сполз со столешницы на пол и пропитан разлитым вином, и даже великий лук Одиссея – тот, который, если верить легенде, никто, кроме хозяина, не смог бы натянуть, настолько редкое и ценное оружие, что Лаэртид не рискнул брать его в Троянский поход, – теперь валяется на каменном полу среди россыпи знаменитых охотничьих стрел, отточенных и пропитанных гибельным ядом.

Зевс молниеносно разворачивается к нам. На великане все та же мягкая одежда, в которой он восседал на олимпийском престоле, вот только рост пришлось чуть уменьшить, дабы втиснуться в помещение. И все-таки божество в два раза выше Ахилла.

Быстроногий делает нам знак отойти в сторону, а сам поднимает щит и с клинком наготове входит в пиршественный чертог.

– Сын мой, – зычно речет Громовержец, – избавь меня от своего мальчишеского гнева. Хочешь единым жестоким ударом убить отца, тирана и бога?

Ахеец наступает; наконец его отделяет от Кронида один лишь просторный обеденный стол.

– Защищайся, старик.

Зевс улыбается, не выказывая ни малейшей тревоги.

– Раскинь мозгами, быстроногий мужеубийца. Воспользуйся для разнообразия головой, а не только членом или мускулами. Ты что, предпочтешь увидеть на золотом олимпийском престоле никчемного калеку? – Тут он кивает в сторону Гефеста, который безмолвно стоит на пороге рядом со мной.

Но человек не поворачивает головы.

– Подумай хоть разок. – От голоса Громовержца в соседней кухне дребезжит посуда. – Ахилл, сынок, проникнись вездесущей близостью Зевса, Отца всех богов. Соединившись, два наших бессмертных духа третий породят, могущественней каждого из нас. Так, неразлучны, триедины – отец, и сын, и святая воля, – мы станем править в небесах и в Трое и свергнем титанов обратно в Тартар на веки вечные.

– Сражайся, старый хрыч, – цедит герой.

Лик Зевса покрывается красными пятнами нескольких разных оттенков.

– Гнусное отродье! Да я и теперь, утратив власть над стихиями, растопчу тебя, словно букашку!

Отец всех бессмертных хватает широкий стол за край и бросает его в воздух. Тяжелые пятидесятифутовые доски с увесистыми ножками-столбами свистят, кувыркаясь, над головой Ахиллеса. Мужчина низко пригибается, стол ударяется в стену за его спиной, уничтожает красивую фреску и разлетается тысячей щепок во всех направлениях.

Ахеец делает два шага вперед.

Зевс разводит руками, показывая ладони.

– Ты что же, вот так и желаешь меня прикончить, кратковечный? Безоружного? Или, может, схватимся пустыми руками, будто герои на славной арене, пока один из нас не сможет подняться, а его победитель возьмет награду?

Быстроногий медлит одну секунду. Потом снимает и откладывает в сторону золотой шлем. Стягивает с руки круглый щит, пристраивает на остром выступе меч, рядом – бронзовые нагрудные латы, наголенники – и все это отправляет пинком ноги к дверям, где стоим мы с Гефестом. Теперь на нем только рубашка с короткой юбкой, широкий кожаный пояс и сандалии.

За восемь шагов от Громовержца Ахилл разводит руки и сгибает колени, становясь в борцовскую позу.

На лице Зевеса мелькает ухмылка. Неуловимо для человеческого глаза бог приседает, выпрямляется – и вот уже у него в руках прославленный лук Одиссея.

«Беги!» – успеваю мысленно крикнуть я, но мускулистый блондин даже и ухом не ведет.