Олимп

Тут между разъяренными группами оказалась морская богиня Фетида, дочь Нерея, Старика из Моря, бессмертная мать Ахиллеса от кратковечного Пелея. Доспехов на ней не было, одно лишь изящное платье, расшитое узорами в виде ракушек и водорослей.

– Сестры, братья, кузены! – воззвала она. – Прекратим выказывать друг перед другом свою гордыню и вздорный нрав, пока не навредили сами себе, своим кратковечным детям и окончательно не рассердили Всемогущего, который непременно вернется, где бы сейчас ни скрывался. Вернется – и принесет на благородном челе ужасный гнев на непокорных и гибельные молнии в руках!

– Лучше заткнись! – прервал ее Арес, примеряясь, чтобы кинуть копье. – Если бы ты не сунула свое плаксивое человеческое отродье в священную реку, дабы наделить его относительным бессмертием, Илион уже давным-давно одержал бы верх.

– Я никого не купала в реке. – Нереида выпрямилась в полный рост и скрестила на груди покрытые чешуйками руки. – Возлюбленного Ахилла не мать, а Судьбы избрали для великой участи. Едва он родился, я, повинуясь их настоятельному совету, ночью вложила младенца в Небесное пламя, дабы через боль и страдание – впрочем, уже тогда мой мальчик ни разу не подал голос! – очистить ребенка от бренных частей отца. Наутро он был обожжен сверх меры, но я натерла почерневшее тельце амброзией, с помощью которой мы освежаем и омолаживаем свою кожу. Правда, Судьбы прибегли к волшебству и многократно усилили свойства снадобья… В любом случае мальчик неизбежно стал бы бессмертным, и я добилась бы для него положения на Олимпе, если бы кратковечный отец, мой человеческий супруг Пелей, не вздумал выслеживать нас. Увидев, как сын и наследник безмолвно корчится, извивается и дергается в огне, этот глупец взял и вытащил его из Небесного пламени, когда оставалось совсем чуть-чуть, когда процесс обожествления был почти завершен…

Потом, невзирая на все мои возражения, как и все мужья на свете, Пелей из самых добрых побуждений отнес нашего сына к Хирону – мудрейшему и наиболее благожелательному к людям кентавру, наставнику многих прославленных героев. Тот исцелил раны мальчика, приложив к ним особые травы и мази, известные лишь ученым своего таинственного рода, после чего вскормил его как сильного мужа, питая печенью львов и костным мозгом свирепых медведей.

– Жалко, что твой ублюдок с самого начала не изжарился на костре, – сквозь зубы процедила Афродита.

Потеряв рассудок, Фетида бросилась на богиню любви, хотя ничем не могла угрожать ей, кроме длинных ногтей, похожих на рыбьи кости.

Хладнокровно, будто соревнуясь на дружеском пикнике в меткости за какой-нибудь глупый приз, Афродита натянула тетиву и пронзила стрелой левую грудь Нереиды. Богиня без жизни рухнула на траву. Черное вещество заструилось в воздухе, обволакивая останки, будто пчелиный рой. Никто не двинулся с места, чтобы отправить несчастную к Целителю, в его волшебные баки с зелеными червями.

Из сокровенных недр вулкана внезапно грянул возглас:

– Убийца! – и сам древний Нерей, Старик из Моря, восстал из непроглядной пучины кальдеры, куда удалился по собственной воле восемь месяцев назад, когда люди и моравеки заполонили его наземные океаны. – Убийца! – зычно повторил великан-амфибия, вздымаясь над водой на добрых полсотни футов, потрясая мокрой бородой и заплетенными в косицы волосами, похожими на массу скользких, извивающихся угрей. И запустил в Афродиту молнией чистой энергии.

Богиню любви отшвырнуло на сотню футов; защитное поле спасло ее от полного уничтожения, но не от жутких ожогов и синяков, когда прекрасное тело врезалось в огромные колонны перед Залом Собраний и пробило собою толстую гранитную стену.

Любящий брат Афродиты Арес метнул копье и попал Нерею в правый глаз. С оглушительным ревом, который могли услышать и в бесконечно далеком Илионе, Старик из Моря вырвал оружие вместе с глазным яблоком и скрылся средь волн, забурливших кровавой пеной.

Сообразив, что началась Последняя Битва, Феб сориентировался прежде Афины и Геры. Наводящиеся по тепловому излучению стрелы помчались к их сердцам. Даже бессмертному глазу было невмочь уследить за тем, с какой быстротой Аполлон натягивал и спускал тетиву.

И все-таки неломающиеся стрелы из титана, облеченные собственными силовыми полями, способными пробивать чужую защиту, застыли в воздухе, не достигнув цели. А потом расплавились.

Аполлон изумленно разинул рот.

Афина расхохоталась, запрокинув голову в сияющем шлеме.

– Выскочка! Забыл, что, покуда Зевса нет поблизости, эгида запрограммирована подчиняться моим и Геры приказам?

– Ты первый начал, Феб, – негромко произнесла белорукая богиня. – Испей же полную чашу моего проклятия и ярости Паллады.

Она легонько шевельнула пальцем; громадный валун весом в полтонны, мирно лежавший у края воды, покинул марсианскую почву и устремился на сребролукого так быстро, что дважды преодолел звуковой барьер, прежде чем угодить Аполлону в висок.