Олимп иллюзий

Итак, господа, начинается Светозарное! Из дальних, где не видят ничего! Из дальних – где глазам темно, потому что есть только ладони дяди! А так еще и Заратустра говорил. Тат-твам-аси! Что надо потерпеть, чтобы оправдать. Потому что, когда уже надо оправдал, то хорошо. Как под сводами большого зала. Что уже можно двигаться и дальше, продвигаться вперед, а с факелами все ближе и ближе. Вдоль каменных стен, где мы выходили замуж в пещере Платоновой. Где мы женились на корточках и не видели органов светящихся своих. А где оно, кстати, лицо? Так и жрецы говорили. Разрушая нас каменными ножами. Принося корзины плодов в день первого солнца. Там, впереди, – говорили они, – близко-близко. Там есть выход из пещеры. Где была расщелина скалы, где я забыла кувшин. А дальше, в темноте другая земля. А звезды те же.

Ты хочешь жить со мной, Док? Ты хочешь, чтобы у нас были дети? Осторожно, не задень кувшин. Протискивайся. Пока ночь, спустимся в долину. Видишь – это хижина из бамбука с широкими пальмовыми листьями вместо крыши. Мы будем жить в этом маленьком домике. Там посередине каменный очаг. А над ним отверстие, через которое дым поднимается. Потому что дым заклинает звезды. А ты иди на охоту и убей зубра. И мы съедим его мясо. Оно сладкое, как баранина. И нам захочется снова ебаться. На листьях мятного дерева. На постных пирогах. С красным перцем. У реки, где пасутся носороги. А любопытным учительницам подглядывать из-за своих строгих очков – не спать! Не подглядывайте, учительницы. У вас слишком длинные шеи, чтобы наклоняться. Вас заметит прокурор и у печет в тюрьму. А мы все равно будем ебаться, ебаться и еще раз ебаться. А на каноэ или не на каноэ – какая разница? Мы расставим сети и наловим небесных рыб, и будем жарить их на костре. Чтобы фосфор. Выпаривался из рыб наших и шипел. Чтобы был, есть, будет светиться в темноте есмь фосфор наш! Как Ван Гог. Как Френсис Бэкон. Как Леонардо. Давай сделаем через тыкву? Не сзади и не спереди, а впереди. Нет, мне так не больно. Пусти птиц через открытый цветок пиона. А теперь подожди. На тебя смотрит твоя красавица-лисица. Но ты должен ее перехитрить. Как зайчик, которого раньше времени не съели. Лучше позавтракай с ней в кустах. Тебе предстоит долгое плавание.

Глава 15 Дорогая моя гильотина

И вот тут-то чем-то зачем-то и постучали. И кому-то пришлось нажать на паузу и выключить экран. Легким движением руки кто-то отодвинул кронштейн, никелированный норвежский. Постучали опять. Кто-то отстегнул мышку и прислушался. Было тихо…

Док спустил ноги с дивана и, не надевая тапочек, осторожно в одних носках подошел к двери. Пластик оказался липкий и холодный, и к уху стало прилипать, да-с, потненько так прилипать. Расслышать или не расслышать? Там, явно кто-то дышал – ху-хх… ху-хх… Вдруг в самое ухо слуха его, в проход длинный, слуховой, который вел в его голову, дико постучали опять, так застучали, так, блин, забарабанили, что даже закружились фонари в сознании в направлении глаз (если смотреть изнутри головы) – малиновые и фиолетовые.

– Открывайте! – властно сказал Дож.

А это был, конечно же, Дож, венецианский, напудренный. Он должен был прийти, была договоренность насчет памяти, на сей раз венгерской. Но голос был какой-то странный, немного другой, не такой, как у Дожа.

– Это Дож? – тихо спросил Док в дверь, в упор.

И был ему ответ:

– Да.

Док повернул замок ключа и открыл. Никого… И вдруг – р-раз! – из-за угла сразу вкатили гильотину и схватили его под мышцы и стали укладывать на спину, стали заламывать руки за спину и укладывать на руки, на запястья, и в желобок, в желобок, чтобы ехал на спине, ибо было синхронизовано, не думая, что на запястьях спиной неудобно, ибо не до того, нож, а не Дож, трехтонный уже блестел над ним. У одного из нападавших был черный галстук, и сбился галстук и болтался, обнажая гусиное его лицо.

– Как мы тебя наебали, – шептал налетчик, ухмыляясь.

– Я ни в чем не виноват!

– Сейчас мы тебе покажем!

– За что?! Что я такого сделал?!

– И сейчас мы его тебе… – засмеялся тот, с галстуком.