Олимпиада-80

Плотно поужинав и горячо поблагодарив свою старуху за предоставленную пищу, дед Игнат пригласил Макса в сад.

-- Вот так надо с женщинами, ты в поле, она у очага крутиться, это и есть семейное счастье, -- сказал дед, усаживаясь на скамейку в небольшой резной беседке, укрытой от солнца раскидистыми ветвями деревьев.

Макс сел рядом. Дед Игнат сорвал со свисающей рядом ветки два яблока и, кидая одно из них Максу, спросил:

-- Ты сам-то чьих краев будешь?

-- Мордовия, -- ответил Макс, надкусывая сочное яблоко.

-- Мордовия... Мордовия, -- пробормотал дед, пытаясь что-то вспомнить, -- не знаю такой. Где это?

-- Россия, Поволжье, -- сказал Макс.

-- Ясно. Я и не был нигде, дальше Москвы, да и то к Аленке приезжал. Всю жизнь здесь жил, никуда не выезжал. У нас здесь знаешь как хорошо? Выйдешь бывало в поле, вдохнешь полной грудью и думаешь: а что еще надо-то? В Москве вон смотрю, все спешат, бегут куда-то. А у нас здесь тишь, да гладь. Красота!

Дед Игнат вдохнул полной грудью и мягко улыбнулся, наслаждаясь воздухом.

-- Вот так бывает, -- немного помедлив продолжил он. -- Гнобили Русь с издавна, над русским мужиком глумились, русский дух французским, да немецким отродьем вышибали. Попы нас дурью мучали, в богов верить неволили. А мы им всем в ответ -- выкуси-накося, хрен вам во всю морду. Вот так... Была у нас далече отседова одна церквушка, так когда после революции разгребали ее, так знаешь сколько хлама золотого вынесли? На трех подводах увозили.

-- Опять, дед, о политике начал разглагольствовать? -- раздался откуда-то со стороны голос Алены.

Девушка подошла к беседке и зайдя под навес, уселась рядом с Максом.

-- Молодые вы еще, не понимаете ничего. А земля русская она древняя очень, много тайн хранит. И раскрывает их далеко не всем. Русский дух крепко хранит свой покой. Вот есть у нас предание о камне одном волшебном.

-- Ну, и что это за камень? -- с усмешкой в голосе спросила Алена.

Дед задумчиво почесал подбородок и продолжил:

-- В соседнем селе это было, давно уже. Надумал один игумен там церквушку заложить, чтобы значит с честного народа даром кормиться. Да и стал камни под опору таскать со всей округи. И вот, значит, видит он -- лежат два камня рядом, никем не оприходованные, что на Руси само по себе уже чудо. Ну он их на повозку себе и погрузил один, а по зиме это было. Тащит он, значит, с версту уже протащил, а лошади вдруг хвать, и не идут! Что такое, думает божий слуга, никак сам черт вмешался. А у него лошади-то крепкие, откормленные. Ну, он камень и бросил.

Дед замолчал, собираясь с мыслями.

-- Стали мужики совет собирать, что с камнем делать, -- после небольшой паузы сказал он. -- Не хочет камень божьей воле подчиняться, значит его надо на старое место отвезти. Снарядили клячу кое-какую, и что бы ты думаешь? Понесла его, как будто это пушинка какая. Так в чем вопрос-то. Камень этот надгробный был, о вечном покое стольника нашего, благородного дворянина свидетельствовал. Вот так-то. Не хочет русский дух беспокойства, ни в жизни, ни в смерти, и не дай бог кому-то этот покой нарушить. Да, впрочем... э-эх... -- дед, тяжело вставая, махнул рукой и ушел.

Макс с Аленой остались одни. В траве все реже и реже раздавался нестройный стрекот кузнечиков, где-то в ветвях деревьев раздавались голоса птиц, готовящихся с ночевке, а воздух был наполнен сладким ароматом созревших яблок. На землю спускались сумерки и, ежась от вечернего озноба, Алена прижалась к Максу, пододвинувшись к нему поближе. Он нежно обнял девушку, крепче прижимая к себе ее хрупкое тело...

На землю приходила ночь...

День десятый: Обгоняя ветер

-- Вставай! Вставай уже, соня! -- разбудил Макса нетерпеливый голос Алены.

Тот нехотя открыл глаза. Утреннее солнце золотило полузанавешенные окна, отбрасывая на стене яркие полоски света. Алена стояла рядом и довольно больно толкала его в бок.

-- Рано еще, -- пробормотал Макс, отворачиваясь к стенке и плотно кутаясь в одеяло.

-- Какой еще рано? -- недовольно произнесла девушка, стаскивая с него одеяло. -- У нас билеты на сегодняшний спектакль Высоцкого, забыл уже? Если мы хоть на секунду опоздаем, я тебе все нервы по единой ниточке вытащу.

Макс нехотя поднялся и широко зевнул, пытаясь отогнать сон. Увидев бескомпромиссную позу Алены, стоявшей рядом с упершимися в бедра кулаками, он понял что спорить сейчас бесполезно.

Одевшись, Макс вышел на кухню, где баба Настя заводила утреннюю стряпню. Следом за ним выбежала Алена.

-- Ну все, мы уехали в Москву, пока бабуль, -- быстро сказала она бабушке, целуя ту в щеку.

-- Как? Как уехали? -- забеспокоилась баба Настя. -- Ты давай не балуй. Сама не евши и жениха своего кормить не хочешь, не пойдет так.

-- Нет, все, нет времени, у нас автобус через двадцать минут, -- неуступчиво возразила Алена, бережно доставая из массивной пятилитровой банки огромный букет белоснежных гвоздик.

-- Нет, нет, не пущу! -- заверещала бабушка, загораживая путь к двери. -- Хоть молока парного на дорожку выпейте.

Баба Настя, видя что слова на девушку никак не подействовали, обратилась к Максу: