Олимпиец

– Пустое. Колесница не может достать ни тебя, ни меня на Лации, разве что прикажет меня убить, а киллером назначит тебя. Надеюсь, ты не собираешься этого делать? Или собираешься? – Марк театрально нахмурил брови.

– Марк! Марк! Что ты такое говоришь! – Она обняла его, но почти сразу отстранилась. – Я их ненавижу! Ты даже не представляешь, как умеют колесничие шантажировать, как обожают приказывать, как любят давить на тех, кто слаб, чтобы вконец унизить и заставить… Она вытянула руку и сжала кулак так, что костяшки пальцев побелели. Похоже, ей было совсем не до шуток.

– Я двенадцать лет провел на Колеснице, – напомнил Марк. – Посол еще что-нибудь сказал?

– Ничего.

– Вот как?

– Ну, я в лицо ему выпалила, что он идиот! Ты не представляешь, с каким удовольствием я это сделала!

Корвин на минуту задумался.

– Гарве совсем не идиот, Верджи. И этот разговор затеян не просто так. Ты должна подойти к послу здесь, на празднике…

– Ни за что!

– Ты должна подойти к послу, – мягко повторил Корвин, – и сказать: «Я согласна подать прошение. Но как долго будут его рассматривать? Я бы хотела прежде родить ребенка для моего мужа и после этого вернуться на Колесницу».

– Марк! Зачем это? Я же не собираюсь возвращаться. Десять лет каторги вместо любимого мужа и жизни на прекрасной планете… Или ты решил меня выдать? Ну, тогда я тебя точно убью! – Угроза в ее голосе прозвучала совсем нешуточная. Она с силой стиснула ему руку.

– Верджи, прекрати! Как ты не понимаешь: мне нужно знать, что он ответит.

– А… – задумчиво протянула Верджи и хитро прищурилась. – А потом я могу сказать ему какую-нибудь гадость?

– Лучше этого не делать.

– Но я все равно скажу.

* * *

– Говорят, на Неронии пиршества бывают совершенно безумные, – вздохнула Белка, осматривая длинный стол.

Белый с золотом фарфор, хрусталь и серебряная посуда. Роскошь, но роскошь отнюдь не чрезмерная, скорее сдержанная. Белка была даже чуточку разочарована, если честно.

– Безумства оставим колониям – пусть они пытаются обрести новое, ибо не помнят прошлого, – Сулла коснулся руки своей спутницы. – Лаций же ищет наслаждения в многократных повторениях, когда каждый следующий пир похож на предыдущий, но непременно чуть-чуть отличается. Наслаждение в повторении однажды найденного совершенства. Все дело в нюансах. Выпячивать богатство аристократам ни к чему. Нам достаточно сознания, что мы повелеваем мирами.

– Я была на пирушке коллегии историков два месяца назад. Там стол был не меньшей длины. И посуда почти такая же, как здесь, – фарфор с золотом и серебряные приборы… – Белка сделала паузу. – И их речи походили на твои.

– Уверен, и блюда подавали почти такие же, какие мы попробуем сегодня, – улыбнулся Сулла. – Моя бабка была историком. Это ее слова. Мне лично всегда хотелось сказать по поводу нашего прошлого совсем другие слова. Но против генетической памяти не попрешь.

– А как же сенатор Валерия? Она все время говорит о переменах.

– Валерии Корвины хранят в памяти лишь историю чужих преступлений. Невольно захочется чего-нибудь новенького.

– А вы? Что еще вы храните в памяти?

– Я должен представиться наконец, не так ли? – Он сделал вид, что позабыл про выкрик Аглаи. И еще сделал вид, что не услышал последнего вопроса Белки. – Луций Корнелий Сулла. Патриций, который поклялся, что его генетическая память не достанется никому. Вы обо мне наверняка слышали.

– Я тоже должна представиться. Дебора Кальв. Вы обо мне ничего не знаете.

– Кальв… Ваш отец писал сценарии виджей, так ведь?

– Ого, вы таки вспомнили. Неужели? Среди тысяч сценаристов запомнить одного…

– А вы сами? Чем занимаетесь? – Похоже, патрицию не улыбалось обсуждать весь вечер достоинства Кальвовых творений.

– Я – только что закончила университет, специальность – окраинные миры, – похвасталась Белка. – Должна выбрать, куда отправиться на практику. Есть десятки планет, которые влачат жалкое существование, где люди в среднем живут не больше тридцати, а мы просто не вспоминаем о них…

– У окраин есть одно преимущество, которое мы утратили навсегда.

– Какое?

– Открытая граница. Им есть куда двигаться.

Сулла слушал свою избранницу и одновременно наблюдал за консулом. Прежде чем войти в зал, Аппий Клавдий остановился в дверях и перемолвился несколькими словами с Корвином и его супругой. Со стороны могло показаться, что префект по особо важным делам представляет консулу свою жену. Но Сулла знал, что Корвин представил Верджи консулу еще в самом начале праздника. Теперь же префект что-то сказал консулу и направился к своему месту, ведя под руку Верджи. Сидеть Корвин должен был напротив своего подчиненного опциона Суллы. Консул тоже направился к столу. И вид у него был, мягко говоря, встревоженный.

– Двигаться стоит лишь в двух направлениях – к столу или к постели. – Сулла усадил свою даму и занял место сам. При этом Дебора оказалась напротив Верджи.

«Жене Корвина так же точно неловко здесь находиться, как и мне, мы – окраинные миры этого праздника», – подумала Белка и улыбнулась жене префекта.

Верджи улыбнулась в ответ. Достаточно надменно.