Иногда я вспоминаю те Игры и думаю, что никогда не смогла бы их выиграть, если бы рядом был тренер. С Дедовой я могла позволить себе покапризничать, уговорить ее отложить наиболее сложные прыжки на другой раз. Здесь же у меня был детально расписанный по дням тренировочный план, нарушить который хотя бы в мелочах даже не приходило в голову. Плюс – совершенно осязаемая ответственность перед Валентиной Николаевной.
Каким образом я попала в финальную восьмерку, так и осталось непостижимой тайной. Вплоть до последнего прыжка шла на двенадцатом месте, но все-таки в итоге «ускреблась» на восьмое. А в финале все начиналось с нуля. И я ухитрилась завалить там самую первую попытку.
Это и спасло. Неудача напрочь выбила из головы всякие дурацкие мысли по поводу возможной медали. И все встало на места. Настолько, что после шести прыжков я оказалась на первом месте.
Остальные воспоминания остались очень рваными. Седьмая – предпоследняя – попытка тоже получилась удачной. Я продолжала опережать олимпийскую чемпионку Мюнхена Ульрику Кнапе на несколько баллов. В этот момент для тренеров, да и для меня тоже стала очевидной вся несуразность происходящего.
В прыжках в воду Кнапе была таким же символом, как великий итальянец Клаус Дибиаси. Она одинаково уверенно побеждала на трамплине и вышке, и опередить ее на соревнованиях считалось высшей доблестью для любой спортсменки мира. В Монреаль шведка ехала с одной-единственной целью: завершить свою спортивную карьеру золотой олимпийской медалью. Об этом знал весь прыжковый мир.
В том, что эта награда достанется ей, не сомневался никто. На Ульрику «работали» судьи, и это считалось нормальным: слишком много титулов было к тому времени у нее на счету. Никто, как тогда казалось, не должен был этой победе помешать, тем более что Ира Калинина – единственная, кто реально соперничал с Кнапе все предыдущие годы и выиграл у нее предыдущий чемпионат мира, – просто не выдержала ежедневных напоминаний о близком золоте. Перегорела…
На протяжении двух предыдущих лет по какой-то необъяснимой случайности складывалось так, что на всех крупных соревнованиях мне по жеребьевке выпадало выходить на вышку сразу после Кнапе. В сравнении с ней я постоянно чувствовала себя гадким утенком, тем более что шведку уже тогда судили лояльнее, чем остальных. Но Дедова однажды сказала:
– Когда-нибудь такая жеребьевка может оказаться тебе на руку. Когда ты прыгаешь сразу после Ульрики, ваши прыжки легко сравнивать. И если ты станешь прыгать не хуже, судьям будет тяжелее тебя «утопить».
В Монреале мне снова выпало прыгать следом за шведкой…
Ошибиться в заключительном прыжке я просто не могла. Он был самым уверенным и самым надежным. Потому и стоял в конце программы. Но, вытянувшись на краю вышки спиной к воде, я вдруг почувствовала, как у меня задрожали ноги. Мелькнула мысль: «Нужно скорее оттолкнуться. Иначе – упаду».
И, войдя во вращение по четко отработанной траектории, еще не коснувшись воды, поняла: первая!
Вынырнув из воды, я вдруг с ужасом осознала, что не вижу ничего вокруг: и бассейн, и трибуны, казалось, окутывал туман, в котором вспыхивали яркие точки, все поплыло куда-то в сторону. Захотелось лечь прямо на бортик и закрыть глаза…
Потом была пресс-конференция в небольшом зале, где какой-то странного вида запыхавшийся мужик неотрывно смотрел на меня, периодически снимая и протирая запотевающие очки. А когда вопросы журналистов иссякли, вдруг срывающимся голосом произнес: «Леночка, дочка…»
Двадцать девять лет спустя в Монреале на чемпионате мира-2005 по водным видам спорта я сделала интервью с Кнапе. Закончив выступать, она стала работать тренером, а в 1996-м впервые привезла на Олимпийские игры в Атланту свою четырнадцатилетнюю дочь Анну.
При встрече мы каждый раз мило улыбались друг другу, но разговаривали исключительно о детях. Словно никогда и не сражались друг с другом насмерть. Мне казалось, что рана, которую я нанесла Ульрике в 1976-м, не заживет никогда. Лишь мужу Кнапе, в прошлом прыгуну в воду той же самой шведской сборной Матсу Линдбергу, я как-то призналась, что писать о его дочери мне было гораздо приятнее, чем соревноваться с его женой.
Матс тогда грустно улыбнулся: «Знаешь, Ульрика ведь до сих пор очень часто вспоминает тебя».
В один из дней чемпионата я увидела Кнапе в бассейне. Она беседовала с молодой женщиной в форме шведской сборной и, заметив меня, тут же приветственно помахала рукой:
– Знакомься, Елена, – это Лотта, врач нашей команды. А это, – Ульрика сделала паузу, словно размышляя, как получше представить меня собеседнице, – та самая особа, которой я проиграла в 1976-м. Не бойся, я не собираюсь перегрызть ей горло. В конце концов, – при этих словах Кнапе искренне рассмеялась, – двадцать девять лет назад мы обе сильно испортили обедню всей Канаде. Здесь, похоже, помнят об этом до сих пор…