Камера медленно обходит площадь, останавливаясь на выбитых окнах горящих зданий.
– Нет, сарж, здесь нечисто… У легавых нет и не могло быть стволов, с трёхсот метров бьющих влёгкую нашу броню.
Тот пожимает плечами.
– Вам виднее, сэр.
Камера поворачивается влево и останавливается на фасаде здания. Это мечеть.
– Надо бы проверить. Клаус, Златко, Якира, ко мне!
– Два слова, капитан. – Голос сержанта падает до шепота. – Не надо им туда ходить. Ну, вы понимаете, о чем я. Сэр! Пошлите меня, сэр!
Пауза.
– Отставить!
Тройка легионеров замирает в ожидании.
– Продолжать наблюдение!
Тихий голос за кадром.
– Ты и я, вдвоем. Согласен?
Крупным планом лицо сержанта.
– Сэр! Есть, сэр! Спасибо, капитан.
Камера быстро движется к мечети, поднимается по ступеням, приближаясь к закрытым дверям.
– Сэр, еще одна просьба! Пожалуйста, сэр, снимите обувь. Это молитвенный дом.
Камера резко перепрыгивает на лицо легионера.
– Ты – мусульманин?!
– Я – солдат Федерации и мусульманин. – Жёсткое лицо сержанта абсолютно спокойно. – В этом нет ничего удивительного, капитан. Человек должен во что-то верить.
– Да… наверно…
Камера уходит вниз и останавливается на потертых перепачканных уличной грязью армейских ботинках.
– Ты прав, сарж.
Камера наклоняется. Исцарапанные руки. Пальцы с траурной каймой под ногтями. Привычные движения. Шнуровка развязана. Ботинки сняты.
Камера вновь поднимается.
– Веди, Макдуф!
– Не понял, сэр.
– Не обращай внимания… Я с Эдинборо и, наверное, католик… Спасибо, что напомнил.
Физиономия сержанта расплывается в довольной улыбке.
Тяжелые, обитые кованым железом двери мечети раскрываются.
Камера медленно обходит внутреннее помещение храма. Ровные ряды тканых ковриков. На них десятки босых людей на коленях. Сержант проходит вперед, аккуратно кладёт на пол штурмовое ружье и присоединяется к молитве.
Камера уходит вбок. Бородатый старик в белых одеждах и белой чалме. В головной убор вплетена зеленая газовая полоска. Он приближается к камере.
– Кого ты ищешь, чужеземец? Здесь дом молитвы. – Голос говорящего тих и спокоен.
– Я вижу, не слепой.
Камера вновь останавливается на куске зеленого газа.
– Только что на площади убили двух моих солдат. Нас атаковали люди с зелеными повязками, как у тебя. Ты не знаешь их, старик?
– Моя повязка – всего лишь знак хаджи, я совершил паломничество к камню прощения, – невозмутимо поясняет человек. – Я не знаю тех, кто напал на вас. Здесь их нет. Ты видишь, тут мирные люди. Наша религия проповедует смирение перед Всевышним.
Камера метнулась по залу.